— Ты молодец, Кричер, — похвалил его Гарри, и эльф низко поклонился. — Ладно, у меня к тебе есть пара вопросов.
После этих слов Гарри Мундунгус сразу же закричал:
— Я запаниковал, понимаешь? Я никогда не хотел в это ввязываться. Не обижайся, приятель, но я вовсе не мечтал за тебя умирать, а этот мерзкий Сами-Знаете-Кто летал передо мной. Кто угодно предпочёл бы оттуда смыться. Я с самого начала говорил, что не хочу в этом участвовать…
— Просто, чтобы ты знал: никто из нас не аппарировал, — заметила Гермиона.
— Ну, тогда вы — кучка чёртовых героев, так? А я никогда не делал вид, что готов дать себя угрохать…
— Нас интересует не то, почему ты бросил Шизоглаза, — Гарри приблизил палочку к налитым кровью глазам Мундунгуса. — Мы и так в курсе, что ты ненадёжная мразь.
— Прекрасно, тогда чего ради за мной охотятся домашние эльфы? Или это снова насчёт кубков? У меня ни одного не осталось, а то я бы вам отдал…
— И не насчёт кубков, хотя уже теплее, — сказал Гарри. — Заткнись и слушай.
Он был рад, что появилось хоть какое-то занятие, что хоть у кого-то он мог потребовать немного правды. Палочка Гарри так приблизилась к переносице Мундунгуса, что у того глаза сошлись в кучку в попытках за ней уследить.
— Когда ты обчистил этот дом от всего ценного, — начал Гарри, но Мундунгус снова его перебил:
— Сириусу никогда не нужен был весь этот мусор…
Раздался топот, пронеслась вспышка сияющей меди, по кухне разнеслось эхо от удара по металлу и пронзительный вопль. Кричер наскочил на Мундунгуса и треснул того по голове сковородкой.
— Уберите его, уберите, его нужно запереть! — возопил Мундунгус, прикрываясь от Кричера, который снова замахивался тяжеленной сковородой.
— Кричер, нет! — выкрикнул Гарри.
— Может, ещё разочек, мастер Гарри, на удачу?
Рон засмеялся.
— Нам нужно, чтобы он был в сознании, но если он начнёт упираться, мы воспользуемся твоими услугами…
— Спасибо большое, мастер! — Кричер поклонился и отошёл на небольшое расстояние, всё ещё с ненавистью глядя на Мундунгуса блёклыми глазами.
— Когда ты стащил из этого дома всё ценное, что смог найти, — снова начал Гарри, — ты взял кое-что из чулана на кухне. Там был медальон.
У Гарри внезапно стало сухо во рту, и он почувствовал такое же напряжение и возбуждение Рона и Гермионы.
— Что ты сделал с ним?
— А что, — спросил Мундунгус, — он ценный?
— Он всё ещё у тебя?! — выкрикнула Гермиона.
— Нет, не у него, — Рон проявил проницательность. — Он просто хочет знать, не мог ли выручить за него побольше.
— Больше? Да это было бы зверски трудно сделать, учитывая, что я его отдал, чёрт возьми, задаром. Выбора особо и не было.
— О чём ты?
— Я торговал на Диагон Аллее, когда она наскочила на меня и потребовала лицензию на продажу магических артефактов. Вынюхала, стерва. Чуть было не пришлось платить штраф, но она присмотрела медальон. Сказала, что возьмёт его и отпустит меня в этот раз, и я, мол, могу считать себя счастливчиком.
— Кто была та женщина? — спросил Гарри.
— Без понятия, какая-то министерская карга.
Мундунгус на секунду задумался, наморщив брови.
— Маленькая такая. С бантиком на голове.
Он нахмурился и затем добавил:
— Похожа на жабу.
Выроненная Гарри палочка треснула Мундунгуса по носу, из неё полетели красные искры, от которых брови Мундунгуса чуть не загорелись.
—
Гарри поднял голову и увидел отражение собственного шока в лицах Рона и Гермионы. Шрамы на тыльной стороне его правой руки, казалось, снова начали жечь.[11]
Глава 12. Магия — это сила
Август тянулся медленно. Пожухлая трава в центре Гриммаулд Плейс высохла от солнца и стала коричневой. Обитателей дома номер двенадцать никто из соседей близлежащих домов никогда не видел, как и самого дома. Магглы, которые давно жили на этой улице, уже смирились с удивительной ошибкой в нумерации и не удивлялись, что дом одиннадцать стоял рядом с тринадцатым.
И, тем не менее, теперь этот «пятачок» привлекал поток визитёров, которые находили эту неправильность очень интригующей. Едва ли хоть один день проходил без появления одного или двух посетителей Гриммаулд Плейс, имеющих, казалось, единственную цель — прислониться к ограде фасадов номера одиннадцать и тринадцать и что-то высматривать в промежутке между этими домами. Одни и те же соглядатаи никогда не приходили два дня подряд, к тому же все они, очевидно, не любили нормальную одежду. Большинство лондонцев, которые проходили мимо них, привыкли к оригинальной одежде и придавали этому мало значения. И лишь иногда кто-нибудь мог оглянуться, удивляясь, как можно носить мантию в такую жару.
Наблюдатели не были довольны своим дежурством. Время от времени один из них с повышенным вниманием подавался вперёд, словно заметил, наконец, что-то интересное, но всякий раз возвращался назад разочарованным.