На пару мгновений он прикрыл глаза и прислушался к шуму моря. Мысль, что Гриффиндор мог украсть меч, была ему неприятна: он всегда гордился тем, что он гриффиндорец. Гриффиндор был защитником магглорождённых и противостоял преданному чистокровным Слизерину…
— Может, он врёт, — произнёс Гарри, открывая глаза. — Грипхук. Может, Гриффиндор вовсе не крал меч. С чего мы взяли, что гоблинская версия истории правдива?
— Разве это что-то меняет? — спросила Гермиона.
— Меняет моё отношение к данному факту, — Гарри глубоко вздохнул. — Мы скажем ему, что он получит меч после того, как поможет нам пробраться в хранилище… но мы осторожно избежим слов о том, когда
Довольная ухмылка медленно расползлась по лицу Рона, Гермиона же выглядела встревоженной.
— Гарри, мы не можем…
— Он сможет забрать его, — продолжил Гарри, — после того, как мы уничтожим мечом все крестражи. Я сделаю всё, чтобы потом он получил его. Я сдержу своё слово.
— Но могут пройти годы! — возразила девушка.
— Я знаю, но
Гарри встретил её взгляд со смешанным чувством вызова и стыда. Ему вспомнились слова, высеченные на воротах Нурменгарда:
— Мне это не нравится, — пробормотала Гермиона.
— Да и мне не очень, — признался Гарри.
— А, по-моему, гениально, — сказал Рон, вставая на ноги. — Пойдём и скажем ему.
Вторично оказавшись в маленькой комнате, Гарри озвучил их предложение, тщательно подбирая слова, чтобы не заговорить о точном сроке передачи меча. Пока он говорил, Гермиона, насупившись, смотрела в пол; Гарри злился на неё, опасаясь, что это их выдаст. Однако Грипхук не сводил глаз с Гарри:
— Ты даёшь слово, Гарри Поттер, что отдашь мне меч Гриффиндора, если я помогу вам?
— Да, — ответил Гарри.
— Тогда по рукам, — сказал гоблин, протягивая ладонь.
Они скрепили договор рукопожатием. Гарри думал о том, замечают ли эти чёрные глаза беспокойство в его собственных. Затем Грипхук отпустил его руку, хлопнул в ладоши и произнёс:
— Итак! Мы начинаем!
Снова, как перед тем, как пробраться в Министерство, они с головой ушли в составление плана. Разместились «заговорщики» в самой маленькой спальне, которая, по настоянию Грипхука, по-прежнему была погружена в полумрак.
— Я был в хранилище Лестрейнджей только однажды, — сказал им гоблин, — в тот раз, когда мне велели положить туда фальшивый меч. Это одно из самых старинных помещений. Древнейшие семьи волшебников хранят свои богатства на самом глубоком уровне, хранилища там самые большие и лучше всего защищены…
Ежедневно они по несколько часов проводили в этой комнате, напоминающей чулан. Дни постепенно превратились в недели. Одна проблема, требующая решения, сменяла другую, и не последней из них было то, что запасы их многосущного зелья почти исчерпались.
— Здесь осталось только на одного из нас, — сказала Гермиона, наклоняя над лампой колбу с густым и мутным зельем.
— Этого хватит, — отозвался Гарри, изучающий схему глубинных коридоров банка, нарисованную Грипхуком от руки.
Теперь, когда Гарри, Рон и Гермиона появлялись только во время еды, едва ли остальные обитатели дома могли не заметить, что что-то происходит. Никто не задавал вопросов, хотя за столом Гарри часто ловил обращённый на них взгляд Билла, задумчивый и сосредоточенный.
Чем больше времени они проводили вместе, тем яснее Гарри понимал, что ему не нравился гоблин. Грипхук оказался на удивление кровожадным: смеялся над самой идеей боли, наносимой менее сильным существам, и, казалось, получал удовольствие от перспективы причинения вреда другим волшебникам, когда они доберутся до хранилища Лестрейнджей. Гарри не сомневался, что неприязнь испытывали и остальные, но они не обсуждали это — им был нужен Грипхук.
Гоблин с ними ел неохотно. Даже после того как его ноги вылечили, он продолжал требовать, чтобы еду приносили ему в комнату на подносе, как и всё ещё слабому Олливандеру, пока Билл (после приступа ярости Флёр) не поднялся наверх и не сказал, что так продолжаться не может. После этого Грипхук присоединился к ним за общим столом, хоть и отказался есть ту же еду, требуя для себя куски сырого мяса, корнеплоды и разнообразные грибы.
Гарри чувствовал себя виноватым: в конце концов, это он настоял на том, чтобы гоблин остался в коттедже и гриффиндорец мог расспросить его. Его же вина состояла и в том, что всё семейство Уизли теперь было вынуждено скрываться, что Билл, Фред, Джордж и мистер Уизли не могли больше работать.
— Простите меня, — как-то шумным апрельским вечером сказал он Флёр, помогая ей с ужином. — Я не хотел вас во всё это вмешивать.
Она только что заставила несколько ножей нарезать бифштекс для Грипхука и Билла, который предпочитал полусырое мясо с тех пор, как на него напал Грейбек. Пока ножи работали за спиной Флёр, недовольное выражение её лица смягчилось:
— Гарри, ты спас жизнь мойей сестрье, я помнью.