Беллатрикс, вскочив на ноги и тяжело дыша, жадно переводила взгляд с Волдеморта на Гарри. Теперь все застыли; двигались лишь языки костра и змея, беспрестанно свивавшая и развивавшая свои кольца в сияющей клетке за головой Волдеморта.
Спрятанная под одеждой палочка упиралась Гарри в грудь, но он даже не пытался ее вытащить. Он понимал, что змея сейчас слишком хорошо защищена, так что даже если ему удастся прицелиться, его тут же поразят пятьдесят заклятий.
Гарри и Волдеморт все еще смотрели друг на друга. Волдеморт слегка склонил голову, и странная невеселая улыбка искривила его безгубый рот.
— Гарри Поттер, — сказал он очень тихо, так тихо, что его голос можно было принять за потрескивание огня. — Мальчик, который выжил.
Никто из Упивающихся не двинулся. Они ждали; все ждали. Хагрид пытался вырваться из пут, Беллатрикс тяжело дышала, а Гарри почему-то подумал о Джинни, ее сияющих глазах, ее губах, которые касались его губ…
Волдеморт поднял палочку. Он по-прежнему стоял, склонив голову набок — как ребенок, которому любопытно, чем кончится эксперимент. Гарри смотрел в красные глаза и мечтал, чтобы все случилось прямо сейчас, быстро, пока он еще мог стоять прямо, пока не потерял контроль над собой, пока не проявил страха…
Губы Волдеморта шевельнулись. Потом была вспышка зеленого света — и все исчезло.[50]
Глава тридцать пятая — Кингс Кросс
-
Он лежал лицом вниз и слушал тишину. Похоже, вокруг не было ни души. Он не чувствовал на себе ни единого взгляда. Не было никого вообще. Да и был ли он сам?
Прошло довольно много времени, а может — вообще ни секунды, и Гарри понял, что он все-таки существует — и вовсе не как бесплотная оболочка: ведь он определенно лежал на твердой поверхности. А раз он чувствовал прикосновение, значит, и то, на чем он лежал, тоже существовало.
Придя к этому заключению, Гарри в тот же момент осознал, что он совершенно голый. Это его немного удивило, но совсем не обеспокоило, поскольку Гарри был уверен, что рядом никого нет. Ему стало любопытно: раз он может чувствовать, может ли он видеть — и убедился, что у него есть глаза, когда их открыл.
Вокруг клубился яркий туман. Гарри никогда раньше не сталкивался ни с чем подобным: не то чтобы обстановка была скрыта в сверкающей дымке — скорее, туман еще не сформировался в предметы. Поверхность, на которой Гарри лежал, казалась белой. Она была никакой — ни теплой, ни холодной; просто ровное и нейтральное нечто, на котором можно находиться.
Гарри сел и обнаружил, что на его теле нет шрамов. Дотронувшись до лица, он понял, что больше не носит очки.
Затем сквозь несформировавшееся пространство до Гарри донесся звук: глухие мягкие удары и шлепки — кто-то трепыхался и ворочался неподалёку. Звук был жалким и в то же время слегка непристойным. У Гарри появилось неприятное ощущение, будто он подслушивает нечто тайное и постыдное.
И тут он пожалел, что не одет.
Стоило ему подумать об этом, как неподалеку тут же появилась мантия. Гарри взял ее и надел. Мантия была мягкой, чистой и теплой. Невероятно — одежда появилась прямо из воздуха, как только он захотел.
Гарри встал и огляделся. Что это за место? Гигантская Комната Необходимости? Чем дольше он смотрел, тем больше видел. Над его головой поблескивал на солнце огромный стеклянный купол. Может, это дворец? Кругом царили тишина и покой, если не считать странной возни и скулежа, что доносились откуда-то из тумана.
Он медленно обернулся. Мир вокруг него менялся на глазах. Теперь Гарри стоял посреди просторного, яркого и чистого помещения, которое значительно превышало по размерам Большой зал. Пространство было пустым. Гарри был совершенно один, если не считать…
Он отпрянул, обнаружив существо, издававшее те самые звуки. Под сиденьем лежал, содрогаясь, голый младенец с шершавой, ободранной кожей, словно кто-то бросил его там, нежеланного, на последнем издыхании, — засунул поглубже с глаз долой. Гарри понял, что боится этого создания. Пусть ребенок был маленьким, хрупким и израненным — Гарри не хотелось приближаться к нему. Тем не менее он осторожно подошел ближе, готовый отскочить в любой момент. Вот он уже стоял совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, — но не мог заставить себя дотронуться. Гарри почувствовал себя трусом. Он должен был пожалеть ребенка — но тот вызывал отвращение.
— Ты не можешь помочь.
Гарри резко обернулся. К нему, расправив плечи и жизнерадостно улыбаясь, приближался Альбус Дамблдор в развевающемся темно-синем одеянии.
— Гарри! — Он широко раскинул руки — обе кисти были совершенно целыми, белыми, не искалеченными. — Мальчик ты мой чудесный! Мужественный человек! Давай-ка прогуляемся.