Гарри Поттер и Дары Смерти

Они услышали, как хлопнула входная дверь, а минутой спустя Ксенофилиус, обутый в высокие резиновые сапоги, поднялся к ним по ступенькам, неся в руках поднос с разными чашками и дымящимся чайником.

— О, вы нашли мое любимое изобретение, — произнес он, сунув поднос в руки Гермионе и подходя к Гарри. — Довольно красивая модель, и сделана достаточно хорошо, чтобы находиться на голове прекрасной Ровены Равенкло.

«В ком мудрость с остроумьем гармоничны, того богатство будет безграничным».

— Вот сифоны мусоропрыгов,[29] - указал он на слуховые трубки, — чтобы убрать все отвлекающие мысли из головы думающего. Вот, — он показал на крошечные крылышки, — Пропеллер билливиги, чтобы стимулировать систему мышления. Наконец, — он указал на оранжевые редиски, — слива-дирижабль, чтобы усилить восприимчивость к необычному.

Ксенофилиус шагнул к подносу с чаем, который Гермионе удалось поставить на один из захламленных столов.

— Могу я предложить вам настойку лирного корня? Мы сами ее делаем! — предложил Ксенофилиус и, начав наливать жидкость, по цвету напоминающую свекольный сок, он добавил: — Луна внизу, по ту сторону Нижнего Моста. Она очень обрадовалась, узнав, что вы здесь. Она скоро вернется — уже собрала столько шлеппов, что можно будет сделать суп для всех нас. Присаживайтесь, и не забудьте положить сахар в чай.

— А теперь, — он отодвинул шатающуюся кипу бумаг с кресла и присел, скрестив обутые в резиновые сапоги ноги, — чем я могу вам помочь, мистер Поттер?

— Ну… — Гарри посмотрел на Гермиону, и та ободряюще кивнула ему, — все дело в том символе, который был у вас на шее на свадьбе Билла и Флер, мистер Лавгуд. Нам бы хотелось узнать его значение.

Ксенофилиус поднял глаза.

— Вы имеете в виду знак Даров Смерти?[30]

Глава двадцать первая — Сказание о трёх братьях

-

Гарри обернулся к Рону и Гермионе. Казалось, эти двое тоже не поняли, что имел в виду Ксенофилиус.

— Дары Смерти?

— Они самые, — откликнулся мистер Лавгуд. — Вы о них не слышали? Впрочем, я не удивлён. Очень, очень немногие волшебники верят в их существование. Вы же сами видели, как ко мне подошёл этот бугай на свадьбе вашего брата, — кивнул он Рону. — Он увидел символ Даров Смерти и решил, что это знак печально известного тёмного волшебника! Какое невежество. В самих Дарах нет совершенно ничего тёмного, по крайне мере — не в том смысле, который в них вкладывают. Люди носят этот символ в надежде встретить единомышленников, которые помогут им в Поиске.

Лавгуд положил несколько кусочков сахара в свой настой лирного корня, размешал и отхлебнул немного.

— Извините, — сказал Гарри, — но я всё ещё не понимаю.

Из вежливости он тоже отпил из чашки, но чуть было не выплюнул всё обратно: на вкус питьё было отвратительным, как будто кто-то растворил в нём всевкусный орешек Берти Боттса со вкусом соплей.

— Видите ли, те, кто верит в Дары смерти, ищут их, — причмокнул губами Ксенофилиус, явно наслаждаясь вкусом настоя.

— Но что представляют собой эти самые Дары? — не выдержала Гермиона.

Ксенофилиус отставил пустую чашку.

— Вы ведь знаете «Сказание о трёх братьях»?

Гарри ответил «нет», в то время как Гермиона и Рон сказали «да». Ксенофилиус кивнул с серьёзным видом.

— Так вот, мистер Поттер, всё началось с этого самого «Сказания о трёх братьях». Где-то у меня была книжечка…

Он оглянулся на стопки книг и пергаментов, но Гермиона опередила его:

— У меня есть эта книга, мистер Лавгуд, прямо с собой. — И она достала «Сказки барда Бидла» из своей маленькой, расшитой бисером сумочки.

— Это же оригинал! — воскликнул Ксенофилиус, и когда Гермиона кивнула, сказал: — Тогда почему бы вам не перечитать нам эту сказку вслух прямо сейчас? Так проще убедиться, что мы все поймём, о чём речь.

— Нуу… ладно… — Гермиона немного нервничала. Она открыла книгу, и Гарри увидел тот самый символ, который они рассматривали, на верхней части страницы. Кашлянув, Гермиона принялась читать.

Жили как-то раз братья родные, трое было их у их матушки. И пошли они в путь-дороженьку, по тропиночке, да по кривенькой; то не день стоял, уж смеркалося…

— Мама всегда рассказывала — «в полночь»! — перебил Рон, слушавший ее, растянувшись на кресле и подложив руки под голову.

Гермиона раздражённо взглянула на него.

— Ну прости, я просто подумал, что полночь — это страшнее какого-то «смеркания», — извинился Рон.

— Ага, конечно, вот только страха нам как раз сейчас в жизни и не хватает, — огрызнулся Гарри, не в силах сдержаться. Ксенофилиус, кажется, не обращал на них особого внимания, глядя из окна на звёздное небо. — Продолжай, Гермиона.