— Это так странно — быть рядом и не зайти, — сказал Рон.
— Ты так говоришь, как будто сто лет тут не был. Ты же видел их на Рождество, — холодно заметила Гермиона.
— Но это было не в Норе, — возразил Рон, рассмеявшись с изрядной долей скепсиса. — Думаешь, я бы смог придти сюда и сообщить, что бросил вас? Да, Фред и Джордж были бы счастливы. А Джинни встретила бы меня с сочувственным пониманием!
— Где же ты был тогда? — удивилась Гермиона.
— В новом доме Билла и Флер, в «Ракушке». Билл всегда неплохо относился ко мне. Он… Ему не очень-то понравилось то, что я сделал, но он не стал меня попрекать. Он понимал, что я и так уже чувствую себя идиотом. Билл сказал маме, что они с Флер хотят побыть наедине и не придут на Рождество. Знаешь, это же первый праздник со дня их свадьбы. Флер вовсе не возражала. Ты знаешь, как она ненавидит Селестину Уорбек.
Рон повернулся спиной к Норе.
— Нам сюда, — сказал он, направляясь на вершину холма.
Дорога заняла несколько часов. По настоянию Гермионы Гарри шел под мантией-невидимкой. То, что издалека казалось низкими холмами, оказалось нежилой частью коттеджа, выглядевшего пустым.
— Думаешь, это их дом, но они уехали на Рождество? — спросила Гермиона, вглядываясь через окно в маленькую кухню с геранью на подоконниках.
— Знаешь, я думаю, когда ты заглянешь в окно к Лавгудам — ты сразу поймешь, что это их дом, — фыркнул Рон. — Пойдем поищем еще.
И они аппарировали на несколько миль севернее. Ветер вовсю трепал их волосы и одежду.
— Ага! — крикнул Рон, показывая вперед, на вершину холма, на престранный дом, похожий на уходящий в небо черный цилиндр, с сияющей позади него луной на полуденном небе. — Думаю, это и есть дом Луны, кто еще может жить в таком? Он похож на огромную ладью!
— Оно вообще не похоже на лодку, — сказала Гермиона, хмуро разглядывая башню.
— Я имел в виду шахматную ладью, — ответил Рон, — туру, если хочешь.
Как самый длинноногий, Рон первым достиг вершины. Когда Гарри и Гермиона, запыхавшись, поравнялись с ним, то увидели, что он улыбается.
— Точно, — сказал он, — посмотрите.
На покосившихся воротах висели три таблички, написанные от руки. Первая гласила: "Редактор «Придиры» К. Лавгуд". Вторая — "Выбери свою омелу". Третья — "Держитесь подальше от сливовых дирижаблей".
Ворота заскрипели, открываясь. Извилистая тропинка, ведущая к входной двери, заросла странными растениями, включая куст с оранжевыми редискообразными плодами, которые Луна использовала в качестве сережек. Гарри показалось, что он узнал грызоглаз и поспешил отойти в сторону. Две старые дикие яблони, согнувшиеся от ветра, уже лишенные листьев, но по-прежнему усыпанные маленькими, размером с ягоду, плодами и обвитые ветвями омелы, стояли, как два стража, по обе стороны от входной двери. Сидящая на одной из веток маленькая сова с приплюснутой как у ястреба головой уставилась на них.
— Сними мантию, Гарри, — сказала Гермиона, — мистер Лавгуд хочет помочь тебе, а не нам.
Гарри послушался и протянул Гермионе мантию-невидимку, чтобы та убрала ее в сумку. А потом Гермиона трижды постучала дверным молотком в форме орла в массивную черную дверь, обитую железными гвоздями.
Не прошло и десяти секунд, как дверь распахнулась, и на пороге возник Ксенофилиус Лавгуд — босой, одетый в нечто отдаленно напоминающее грязную пижаму. Его длинные белые волосы, похожие на сахарную вату, были грязными и растрепанными. На свадьбе Билла и Флер он выглядел определенно чище.
— Что? Что случилось? Кто вы? Чего вам нужно? — крикнул он высоким голосом, взглянув сначала на Гермиону, потом на Рона и, наконец, на Гарри. Его губы забавно раскрылись, образуя идеальную букву "о".
— Здравствуйте, мистер Лавгуд, — сказал Гарри, протягивая руку для рукопожатия. — Я Гарри, Гарри Поттер.
Ксенофилиус не стал пожимать Гарри руку, однако взгляд его сразу упал на шрам.
— Можно нам войти? — спросил Гарри, — Мы хотели бы поговорить с вами.
— Я… я сомневаюсь, что это было бы благоразумно, — прошептал Ксенофилиус, торопливо оглядывая двор. — Вот это потрясение… Честное слово… Я… Я боюсь, мне бы не следовало…
— Это не займет много времени, — сказал Гарри, несколько разочарованный более чем прохладным приемом.
— О… тогда ладно… Проходите, проходите же скорей!
Как только они переступили порог, Ксенофилиус сразу же захлопнул за ними дверь, пропуская на самую странную кухню, которую они когда-либо видели.
Кухня была абсолютно круглой, и Гарри почувствовал себя так, будто оказался в гигантской перечнице. Все вокруг было изогнуто под стать стенам — печь, раковина, шкафы — и всё это было украшено яркими растениями, насекомыми и птицами самых разнообразных цветов. Стиль Луны был узнаваемым, но в столь замкнутом помещении производил обескураживающий эффект.
Кованая лестница, находившаяся в центре кухни, вела на верхние этажи. Сверху доносились громыхание и удары, и Гарри стало интересно, чем же могла заниматься Луна.
— Вам лучше подняться, — произнёс Ксенофилиус, выглядевший крайне неуверенно, и двинулся вперед.