Гаргантюа и Пантагрюэль

Глава 4. О нравах и привычках Панурга

Панург был среднего роста, не слишком высок, не слишком низок. Нос у него был орлиный, загнутый, словно ручка от бритвы. Лет ему отроду было тридцать пять, и, несмотря на это, Панург был самый большой озорник и гуляка в целом Париже. Постоянно на уме у него были какие-нибудь проказы. Особенно любил он посмеяться над полицейскими и караульными.

Бывало, соберет он вечером несколько парней, угостит их вином и поведет с собой на перекресток. Придут и ждут, пока не появится полицейский патруль. Панург знал заранее, когда появятся полицейские. Как он это делал? Очень просто. Положит на мостовую шпагу, приложит к ней ухо и слушает. Если шпага зазвенит — это верный знак, что обход близко. Тогда парни хватают тяжелую тележку, раскачивает ее изо всей мочи и пускают вниз по улице, прямо на полицейских. Те валятся, словно свиньи, прямо в грязь, а нашим озорникам только того, и надо. Сделали дело и наутек, Ищи-свищи!

А бывало еще и так. Достанет Панург пороху и насыплет его по дороге, где должны проходить полицейские. Едва полицейские подойдут, Панург подожжет порох. Караул в ужасе кинется прочь, а огонь бежит следом за ним, извивается, жжет, хватает за ноги. А Панургу и горя мало!

Также не любил Панург ученых богословов. Этим он, совсем проходу не давал. То навозу накидает им на шляпу, то лисий хвост сзади привяжет, то еще что-нибудь придумает.

В его кафтане было двадцать шесть карманов и кармашков, набитых всякой  всячиной. В одном кармане у него лежал пузырек со свинцовой водой и острый ножичек, чтобы срезать чужие кошельки. В другом — головки репейника, чтобы кидать ими в прохожих. В третьем — трут, огниво, зажигательные стекла. Бывало, в церкви заметит какого-нибудь усердного молельщика и незаметно наведет на него огонек своим стеклышком. Тот про всякую молитву позабудет, мечется как угорелый, а Панург спрячет стекло и стоит, как ни в чем не бывало.

Однажды Панург показался мне более молчаливым, чем обыкновенно. Подозревая, что у него нет ни копейки денег, я спросил его:

— Панург, вы, я вижу, больны. У вас, вероятно, карманная чахотка? Не хотите ли — вот у меня шесть с половиной су, которые как раз не знают, куда им деваться.

— Что деньги? — сказал Панург. — Этого добра у меня скоро будет сколько угодно. Разве вы не знаете, что у меня есть волшебный камешек, который притягивает к себе деньги, словно магнит железо? А вот не хотите ли вы купить индульгенцию?[10]

— Ей-богу, — сказал, я, — что-то я не думаю замаливать свои грехи. Впрочем, если индульгенции, будет стоить не дороже одного денье, то пожалуй, пойдемте.

— В таком случае дайте мне взаймы один денье,[11]и я готов, — сказал Панург.

Мы отправились к церкви святого Гервасия, и я купил себе самую дешевую индульгенцию у первого же монаха. Что же касается Панурга, то он покупал себе индульгенции у всех монахов, и скоро у него оказалась целая куча этого добра.

Потом мы отправились к собору богоматери, затем в церковь святого Иоанна, потом в церковь святого Антония и во все остальные, где только продавались индульгенции. Я больше ничего не покупал, но Панург прикладывался ко всем мощам и покупал одну индульгенцию за другой.

На обратном пути Панург затащил меня в кабачок и показал мне штук двенадцать кошельков, туго набитых деньгами.

— Господи Исусе, — поразился я, — откуда у вас, Панург, такое богатство?

— Это богатство, — сказал Панург, — перешло ко мне от господ монахов. Я же говорил вам, что у меня скоро будет куча денег. Заметили вы, что на каждое церковное блюдо я клал по одному денье?

— Нет, не заметил, — сказал я.

— В том-то и дело, — засмеялся Панург. — Ведь это я так ловко проделываю, что продавцу индульгенции кажется, будто я положил крупную монету. Поэтому я другой рукой спокойно беру сдачу — одну, две, три дюжины денье, сколько мне вздумается. И так во всех церквах.

— Но, дорогой Панург, — сказал я, — выходит, вы попросту воришка?

— Как сказать! — засмеялся Панург. — Может быть, вы думаете, что монахи наживают эти денежки честным трудом? Как бы не так!

— А кроме того, — добавил Панург, — у меня, видите ли, свои счеты с монахами. Вам, вероятно, неизвестно, что в свое время я вылечил папу Сикста от злокачественной опухоли.

Эта опухоль мучила папу всю жизнь, и он чуть было не охромел от нее. В награду за лечение папа пожаловал мне полторы тысячи франков ежегодной пенсии из своей церковной казны. Вот эту пенсию я и выплачиваю теперь себе своими собственными руками. Хотите — верьте, хотите — не верьте, но эти денежки мне очень и очень пригодятся!

 огромные доходы. 

Глава 5. О том, как один англичанин вызвал Пантагрюэля на диспут

В один прекрасный день Пантагрюэль захотел проверить свои знания. И вот он приказал вывесить на всех перекрестках 9764 объявления. В Этих объявлениях Пантагрюэль вызывал на диспут всех городских ученых и мудрецов.