Гаргантюа и Пантагрюэль

Приказание было исполнено. Панург наелся до отвала и улегся спать вместе с курами. На другой он проснулся только к обеду и в три прыжка, прямо с кровати, снова очутился за столом.

Глава 3. О том, как Панург бежал из турецкого плена

За обедом Панург пил и ел без устали, потому что был худ как драная кошка.

— Эге, куманек, — сказал кто-то, — ты не дурак выпить, как я погляжу.

— А ты думал, чорт побери, — сказал Панург, — что я буду пить как зяблик, а корм принимать только тогда, когда меня похлопают по хвостику? Нет, кум, я не из таковских. Чем больше я пью, тем больше мне хочется пить. Такая уж у меня натура.

Гости засмеялись.

— Чему вы смеетесь, Панург? — спросил Пантагрюэль.

— Сударь, — сказал Панург, — я рассказываю вашим гостям о турках. Эти люди несчастны оттого, что им запрещено лить.

— Но расскажите мне, — сказал Пантагрюэль, — как вам удалось от них вырваться?

— Извольте, сударь, — сказал Панург, — я расскажу вам всю правду, и побей меня бог, если я совру хоть словечко. Эти разбойники-турки решили приготовить из меня жаркое. Они нашпиговали меня салом, чтобы я был пожирнее, посадили на вертел и начали поджаривать меня на огоньке. Я уж совсем было приготовился распрощаться с жизнью, как вдруг заметил, что мой повар задремал. Тогда я зубами выхватил из камина головешку и бросил ее на колени своему мучителю. Другую головешку я сунул на соломенный тюфяк. Солома вспыхнула и подожгла постель. От постели загорелся пол, и вся комната наполнилась дымом. Но лучше всего было то, что мой мучитель с обожженными  коленками вскочил со стула, подбежал к окошку и завопил во всю глотку:

— Даль барот! Даль барот!

«По-нашему это значит: "Пожар! Пожар!"»

^{Панург жарится в турецком плену.}

«После этого повар перерезал на мне веревки и кинулся вон. Но тут его настиг паша, хозяин дома. Паша выдернул из меня вертел и убил им наповал моего мучителя.

«Когда вертел из меня выдернули, я упал и ушибся, хотя и не очень сильно. Дело в том, что сало, которым я был нашпигован, сделало меня толстым и смягчило удар.

«Но едва лишь я вскочил на ноги, как попал в новую беду. Мой паша, видя, что его дом гибнет в пламени, взмолился всем чертям и стал звать на помощь самого дьявола. Тут я испугался не на шутку. Явись дьявол — и моя песенка была бы спета. Ведь я был наполовину изжарен и притом до горла нашпигован чудесным салом. А черти, как известно, до сала большие охотники!

«К счастью, дьявол не явился. Паша в отчаянии решил покончить с собой и проткнуть свое сердце моим вертелом. Паша приставил его к груди, но вертел был тупой и никак не хотел продырявить моего хозяина. Паша давил изо всей силы, но все было бесполезно. Тогда я подошел к нему и сказал:

« — Господин басурман, вы только напрасно теряете время. Этим вертелом проткнуться невозможно. Хотите, я убью вас в одну минуту и притом так, что вы даже ничего не почувствуете? Поверьте, что я уже многих так прикончил, и они чувствовали себя превосходно.

«— Друг мои, — сказал паша, — пожалуйста, убей меня, но только побыстрее. В награду ты можешь взять мои великолепные штаны. В них ты найдешь 600 золотых и несколько превосходных брильянтов».

—Где же они теперь, эти брильянты? — спросил, у Панурга Эпидемон.

— Увы, — вздохнул Панург, — теперь они, должно быть, очень далеко. Одним словом, там, где прошлогодний снег. Понимаете вы меня?

— Прошу тебя, кончай, пожалуйста, — сказал Пантагрюэль. — Как же ты укокошил своего пашу?

— Честное слово, — сказал Панург, я ни словечка не привираю. Я связал ему руки, посадил, на вертел и оставил поджариваться на огоньке, точно копченую селедку. После этого я взял его кошелек и небольшой дротик, висевший на стенке, и бросился вон из дома Ах, как болело мое поджаренное плечо, если бы вы знали.

«Улица была полна народу. Всё бежали на пожар с бочками, с ведрами, с кастрюлями, полными воды. Увидав меня полузажаренным, турки сжалились надо мной и вылили на меня всю свою воду. Это было очень приятно. Вода освежила меня. Вообще, простые турки — народ славный. Они дали мне поесть и никакого зла мне не причинили. Только один скверный турчонок стал было таскать из меня сало, которым я был нашпигован. Но я так дал этому негодяю по пальцам, что он живо откатился.

«Пока турки занимались мною, огонь перебросился на соседние дома. Уже целый квартал был объят пламенен. Увидав, что дело плохо, турки бросились всяк к своему дому, а направился к воротам. Но едва я вышел в поле, как из города выскочили шестьсот, да нет — тысяча триста одиннадцать, если не больше, собак, и больших, и маленьких. Почуяв запах моего поджаренного мяса, собаки бросились прямо на меня и, конечно, растерзали бы меня в клочки, если бы не моя смекалка. При такой опасности я вспомнил о своем сале и стал бросать его в самую середину собачьей своры. Собаки кинулись на сало и оставили меня в покое. Я, конечно, не возражал против этого, и убрался от них по-дрбру, по-здорову. Врт после этого и говорите, что жаркое на вертеле не превосходная штука!»