Поворачиваем мы обратно в Кювейт, и все идет вроде бы не плохо. Конечно, мне тоскливо без малыша Форреста, но по крайней мере мы теперь снова вместе с летенантом Дэном и Сью, а кроме того, уже близица срок моей демебелизации.
В танке тихо, не щитая шума двигателя, и темно, хоть глаз выколи, только приборная панель светица тускло-красным.
— Ну вот, Форрест, — говорит Дэн, — надо думать, мы с тобой отстрелялись.
— Хотелось бы надеяца, — отвечаю.
— Война — не слишком приятная штука, — продолжает он. — Но это наша работа. Мы — военная косточка. В мирную пору мы — говночисты, а в военную — «Томми, бери ружье, когда барабаны бьют…». Защитники отечества и все такое.
— Возможно, для тебя и сержанта Кранца это так, — говорю, — но мы со Сью — публика мирная.
— Да, но как только трубят сбор, ты всегда в строю, — замечает Дэн. — И не думай, что я этого не ценю.
— Домой охота, — признался я.
— Ого, — говорит Дэн.
— Что-что?
— Я сказал: «Ого». — А сам уставился на экранчик приборной панели.
— В чем дело? — забеспокоился сержант Кранц.
— Нас на прицел взяли.
— Что? Кто?
— Ну, кто-то. Самолет. Не иначе как наш.
— Наш?
— А то чей же? У Ирака никакой авиации не осталось.
— Но с какой целью? — спрашиваю.
— Ого! — снова говорит Дэн.
— Что такое?
— Пальнули!
— В нас?
— В кого же еще? — говорит Дэн и начинает по-всякому вилять танком.
Но тут наш танк буквально содрогнуло мощным взрывом. Нас всех швыряет из стороны в сторону, кабина наполнилась дымом и огнем.
— Валите отсюда! Прочь! — орет Дэн, вылезаю я из люка и тянусь за сержантом Кранцом, который оказался как раз позади меня.
Потом тянусь за стариной Сью, но он лежит в задней части кабины, раненый и чем-то придавленный. Тогда я нагибаюсь за Дэном, но ему до моей руки не дотянуца. На какой-то миг заглянули мы друг другу в глаза, а потом он говорит:
— Черт, Форрест, мы почти доехали…
— Давай руку, Дэн! — ору я.
Кабину лижет пламя, дым все гуще и гуще. Я изо всех сил тянусь вниз, чтобы добраца до Дэна, но без толку. Он вроде как улыбаеца и смотрит на меня снизу вверх.
— Ну что, Форрест, славно мы повоевали, а?
— Скорей, Дэн, хватайся за руку! — завопил я.
— До встречи, дружище, — только и сказал он, а потом танк взорвался.
Меня подбросило в воздух и малость опалило, но вобще, я серьезных повреждений не получил. И сам не мог в это поверить. Поднялся я с земли и смотрел, как догорает наш танк. Хотел вернуца за своими, но знал, что это пустое. Мы с сержантом подождали, пока весь танк не выгорел, а потом он и говорит:
— Ладно, идем, Гамп. Нам еще пилить и пилить на своих двоих.
В ту ночь, бредя назад по пустыне, мне было так паршиво, что я даже не мог выжать слезу. Два лутших друга, какие только могут быть у человека, — оба ушли. От одиночества накатила такая тоска, что даже не верилось.
По летенанту Дэну и Сью провели скромную службу на базе ВВС, где стояли наши истребители. Я не мог отделаца от мысли, что в случившемся повинен кто-то из наших пилотов, но подумал, что он и сам, вероятно, сейчас мучаеца. А по большому счету, нам вобще нечего было там делать, кабы не этот приказ вернуть Содома в Багдад.
На бетонированную площадку поставили два накрытых флагами гроба, которые поблескивали в утреннем зное. Гробы, кстати, были пусты. Дело в том, что останков Дэна и Сью не хватило бы даже на консервную жестянку.
Мы с сержантом Кранцом стояли в небольшой группке, и в какой-то момент он, повернувшись ко мне, говорит:
— Согласись, Гамп: эти двое были хорошими солдатами. Даже наш обезьян. У него ведь страха не было.
— Может, он по глупости чего-то не понимал, — предположил я.
— Может, и так. Навроде тебя, да?
— Навроде.
— Я буду по ним скучать, — говорит сержант Кранц. — Класную мы себе поездку устроили.
— Угу, — говорю. — Наверно.
Капеллан произнес какие-то слова, музыканты отстучали барабанную дробь, а взвод автоматчиков дал салют из двенацати стволов.
Когда проводы закончились, подходит ко мне генерал Шайсскопф и обнимает за плечи. Наверно, заметил, что у меня глаза на мокром месте. Пробрало в конце концов.
— Скорблю, рядовой Гамп, — говорит он.
— Как и все, — отвечаю.
— Послушай, насколько я понимаю, эти двое были твоими друзьями. Мы не смогли найти их личных дел.
— Они, — поясняю, — добровольцы.
— Что ж, — говорит генерал, — возможно, ты захочешь забрать вот это.
Подходит его адъютант с двумя маленькими урночками, и у каждой на крышке приклеен менеотюрный пласмасовый американский флажок.
— В похоронной службе сочли, что это будет правильно, — говорит генерал Шайсскопф.
Взял я урночки, поблагодарил генерала незнамо за что и отправился искать свое подразделение. А когда вернулся, ко мне бросился ротный писарь:
— Где тебя носит, Гамп? У меня важные новости.
— Долгая история, — говорю.
— Не догадываешься? Ты уже на гражданке.
— Кроме шуток?
— Точняк. Кто-то раскопал твое криминальное прошлое — черт, да тебя с самого начала нельзя было близко к армии подпускать!
— И что по этому поводу?
— Собирай, — отвечает, — свои манатки и катись на все четыре стороны.