Так хотелось к нему прикоснуться. Сказать, что не его вина, что она едва справляется за себя, куда ей еще и за брата того парня, но правило «руки прочь» никто не отменял. Она не из тех, кто нарушает правила. Обходит их, пролезает в узкие щели, просачивается, словно сквозь решето, обходит сзади, но никогда не нарушает установленных границ. Одним словом, табу, и ей не суждено увидеть его или потрогать. Его право. Ее права он уважает, и ей не к лицу терять лицо, каламбур вообще не к месту, ведь лиц друг друга они все равно не увидят, но… Она всегда найдет проклятое и благословенное «но». Мышцы отвечали каждому касанию ее губ, твердея и напрягаясь под ними. Рельеф его торса не оставлял простора воображению, когда ее языком оказались четко обрисованы каждая из его границ. Как же хотелось к нему прикоснуться, что она и делала в рамках им дозволенного. Руки остановились на поясе джинс.
Она дернула его на себя за них, крепко прижимая к груди. От резкого, но не менее приятного соприкосновения с ее телом мужчина не смог сдержать стона ей в волосы, склонившись над ее головой. От его голоса, кажущегося таким знакомым по телу пробежала волна электрического тока, а по нему в ответ бежала другая волна, подстегнутая желанием, и свернулась под ее губами напряжением всех возможных мышц. Мужчину пробирала мелкая дрожь. Он, уткнувшись лицом во влажные волосы, тяжело дышал от ее ласк, чуть ли не срываясь на стоны и уже не заботясь над тем, что может быть неверно истолкованным.
– Руки, – бросил он в темноту, будто она могла забыть, или забыла до этого хоть на секунду.
– Я помню, – выдохнула она ему в низ живота, осторожно спускаясь губами ниже и стаскивая джинсы вниз.
Она поймала его губами. Дыхание Адама вмиг перехватило от теплых и влажных касаний мягких губ. Он запустил руку в ее влажные волосы и осторожно потянул назад.
– Ми, не нужно, – он зажмурился так сильно, что перед глазами поплыли темные круги и отнюдь не от темноты.
– Все в порядке, – оставив на нем теплое дыхание, высказала она свою решимость.
Кто он такой, в конце концов, чтобы ее останавливать? Ее и танком не остановить, а он не очень-то и хотел этого. От нежных прикосновений бархатных губ кожу опять прошибало током. Безумно хотелось большего, хотелось зарыться ей в волосы, направить, подтолкнуть, двинуться вперед, прижимаясь теснее, входя глубже. Пальцы сжались на ее плече, удерживая его, чтобы не толкнуться навстречу и поскорее почувствовать на тонкой коже ее язык, губы. Черт, вот теперь от подобных мыслей держать себя в руках было невозможно даже для человека с такой выдержкой, как у него.
Тепло ее рта обволакивало. Медленно. Невыносимо медленно для них обоих. Рука Адама в ее волосах непроизвольно сжалась и потянула назад, хотя сам двинулся навстречу сладкой невыносимой пытке. Она дошла до допустимого своими возможностями предела и также медленно двинулась назад, а затем повторила все с самого начала. На этот раз Эванс попробовала настойчивее, за что и получила его низкий прерывистый стон и легкий толчок ладонью в затылок.
Дав ей привыкнуть, рука в волосах начала задавать темп, и она подстраивалась под него, прислушиваясь к шумным вздохам над головой. Все было не так как в первый раз: чисто механическое выполнение указанных действий. Теперь ей хотелось ответа – подтверждения, что ему нравится. На высочайшую технику она не претендовала, и глупо было бы, но очень хотелось, чтобы партнер если уж и не восхитился, то хотя бы не пожалел. Проделав все в точности, как минутой ранее, Эванс почувствовала резкий рывок за волосы назад, отстранявший ее.
– Стой, – прошипел он, глубоко и рвано дыша, отдернул ее назад.
– Я сделала что-то не так? – уточнила она, когда рука в волосах сжала волосы на затылке до боли, отстраняя и не давая продолжить.
– Все так. Просто… – ни хрена не просто, слишком хорошо, слишком сладко, все рядом с ней слишком, и как ей это объяснить, Адам не знал, и черт с ней, – продолжай.
Зря он это сказал. Она и продолжила. В точности, как секундой назад. Глубоко, резко, наращивая темп и сжимая губы, притягивая ближе за шлейки сползших джинс, скользя языком и губами, едва ли не закашливаясь. Сам виноват. Раз ей нельзя трогать его руками, правил она не нарушает, и вот что из этого вышло.
– Ах, черт, да, – мужчина не смог сдержать ни удовольствия, ни стона в полный голос.
Непреодолимая сила обрушилась на нее, затапливая с головой, затягивая глубже, не давая выплыть, схватить глоток спасительного воздуха. Она не без труда справилась с контролем рвотного рефлекса и восстановлением дыхания. Хоть в теории она знала достаточно, но практики все же не хватало. Кое-как сглотнув, она осторожно выпустила его из плена своих губ.
– Сама виновата, – от его голоса нутро пробирало спазмами, резонируя на низкочастотной волне.
Вот теперь ей бы следовало испугаться, бежать с воплями ужаса прямо на лестницу. Как же она была права. Уже набрав воздуха для ответа, Эванс не успела ничего сказать. Ларссон опять не дал ей ничего ответить, вытягивая воздух из легких одним только поцелуем.