Адам понимает, насколько он должно быть сейчас для нее омерзителен. Он для нее всего лишь множество, тех, что берут, не отдавая, а не она его множество отдававших, лишь бы взяли. Боль от понимания этого сдавливает горло изнутри холодными пальцами. Обида жжет грудь каленым железом и проникает глубже невыносимо медленно дюйм за дюймом. Воля приказывает быть выше этого, и шизофрения спихивает обиду со сцены. Адам Ларссон проиграл суррогату самого себя, как раньше суррогат проигрывал ему.
– Я вам не нравлюсь, – отпуская и соприкасаясь лбами, спрашивает он.
– Совсем неважно, что и кому нравится, мистер Ларссон, – шепчет она. – Важно, как это выглядит, – волна сожаления в ее голосе топит их обоих.
– Только не мне, – доказывает он ей, а не себе. Кричит во все горло, когда рядом Тихо. Его Тихо.
– Сейчас – да, позже – нет. Когда минус меняется на плюс, нет возможности выбирать, – ее ответ от знатока, не от любителя.
– У тебя были плохие примеры, – он опять не отступает, надеется, что глупо, и верит, что похвально. Все судят по себе, и Адам не исключение. Вдруг, если он прокричит, то она услышит. Не будет больше этого Тихо, порожденного болью и страхом из прошлого.
– И для вашей же пользы, воспользуйтесь моим опытом, – снова от нее исходит рациональное и холодное, а не живое и человечное. Эванс даже не обижалась на его неуместную настойчивость, предостерегала, образумливала, но точно не злилась.
– Я тебя обидел, – понимая, чем заслужил подобное отношение, и удивлялся, что нельзя же грести всех под одну гребенку. Вот только сам же поступал именно так при их первых встречах.
– Ни в коем случае, мистер Ларссон, это я позволила позволить вам лишнего, и извинения за мной, – уж в чем, а в такте ей не откажешь. Она и сейчас четко видела границы, помечая их красными лентами вдоль волчьей тропы.
– Только в устной форме, – с паршивой овцы… и снова его легкий поцелуй остается без ответа.
– Вы невероятно настойчивы, мистер Ларссон, – Эванс устало улыбнулась уголком ровных губ.
Адам не поверил своим глазам. Это была первая настоящая эмоция, выданная Костлявой. Не отражение чужой, не искусственно синтезированная подделка. На ее лице лишь на миг проскользнула настоящая улыбка, растворившаяся в ее усталости и раздражении от его навязчивых приставаний. А затем опять стало тихо. На ее лице опять застыло бесстрастное выражение. Базальтовые скалы в ее глазах сверкнули знакомым блеском.
– Нужно возвращаться, – потянул он ее к приближавшейся машине.
Видимо, Адам Ларссон для нее слишком, да и для самого Адама, как оказалось, тоже. Ему бы забрало на лицо и сверкающие латы, и, возможно, тогда он смог бы разрушить эту тишину, слушая постоянные упреки от той, которая не знает, когда следует промолчать. Но она идет рядом и молчит. Ей с ним не о чем разговаривать. Они из разных форм жизней, из разных миров, разделенных тысячами световых лет и циановыми облаками далекой-далекой Нибиру.
Искра
Тревожный звонок на горячую линию в 911, поднял на ноги весь особый отдел и самого комиссара Моргана, как по команде. Гостиница Посейдон оказалась оцеплена за считанные минуты, и на этот раз ни о какой парочке офицеров и полуживых сотрудниках экспертной службы речь уже не шла. Патрульные полностью оцепили квартал, желтая лента отгородила рабочие места ночных королев, столпившихся на тротуаре возле ограждения. Несколько пожарных расчетов, скорая помощь дежурили возле здания. Картину серьезности происшествия довершал доктор Пирс Салли во всеоружии со своими сотрудниками, упакованными в белые стерильные костюмы. Патрульные офицеры задерживали каждое подозрительное лицо, которым в этом районе было буквально каждое лицо, и увозили в участок для допроса, опроса, ареста и всех дальнейших процедур дознания, пока детективы работали на месте.
– Ничего необычного, – темнокожий транс в рыжем парике и мини-юбки с пайетками дымил рядом с Закари, сточившем что-то в блокноте. – Я стою тут каждый вечер, здесь такое происходит, что волосы станут дыбом, дорогуша, – играя плечами, транс поправлял легкую куртку, озябнув от промозглого ветра.
– Подозрительные лица, клиенты со странными просьбами, – Фрэнк, не отрываясь, записывал все, что видел и слышал, в блокнот.
– Дорогуша, ты шутишь? – засмеялся транс, запрокинув голову и перекинув через плечо волосы парика. – Ты только что назвал всех наших основных клиентов, – стряхнув пепел с сигареты, зажатой в пальцах с ярко-алым маникюром, игриво говорила ночная бабочка.
– Понял, если что увидишь, позвони мне, красотуля, – Закари сунул визитку и переключился на осмотр территории за ограждением.
– Звонить копу? – кокетливо пробасил транс. – Мне казалось, что лисьи метки по его части, – и кивнул в сторону Уэста, занимавшегося тем же самым, что и сам сержант Закари.
– Ты не в его вкусе, лапуль, забудь, – улыбнулся Фрэнк стандартной коповской улыбкой, и взгляд сержанта так и остался холодным и сосредоточенным.