Гамбит. На сером поле

«Орел», – отметил он, бросив беглый взгляд на окислившийся пенни, намертво вбитый Хейзом в крышку стола. Всего лишь птица, а сколько из-за нее проблем. Один взмах крыла, и друг превращается во врага и предателя, и, спасая свою шкуру, верный пес бежит к своему хозяину. Атлас и, правда, хорош. Хейзу многому бы у него поучиться, и прежде всего умению, с которым он залезает в головы к людям и делает их своими послушными марионетками.

Эванс огляделся по сторонам и достал из кармана армейский нож, как тот, что был у Ашера когда-то. Аккуратно подцепив лезвием пенни, он поднял его и сунул к себе в карман в качестве постоянного напоминания, что не следует торопиться. Вокруг было тихо, и Норзер, как и всегда, незаметно для всех вышел на улицу, растворяясь в сыром тумане северным ветром.

Глаз бури

В сырой и затхлый подвал из приоткрытой где-то вверху двери тонкими струями просачивались потоки свежего уличного воздуха, позволявшие относительно свободно дышать в столь непригодном и неприглядном для нахождения месте. Альберто редко использовал его для приема гостей, чаще в качестве склада перед вывозом мусора, упакованного в черные пластиковые пакеты, к его последнему пристанищу. Давненько же он не вел дела подобным образом, переквалифицировавшись из мафиози в бизнесмена. Так он сейчас себя называл. Так называли себя все они. Все те, кто выстроил свое имя на чужой крови, а сейчас надели белоснежные сорочки и дорогие часы, попрятавшись за высокими заборами с круглосуточной вооруженной охраной. Он давно научился руководить не только кнутом, но и пряником, знал, что такое шантаж, подкуп, а чаще всего вместе: подкуп и шантаж, но старая добрая мокруха всегда была надежным козырем в рукаве, выручавшим в самых безвыходных ситуациях. Спрятать концы в воду, и никто ничего не докажет. Программа по защите свидетелей? Нет, не слышали.

Альберто очень надеялся, что на этот раз до расправы дело не дойдет, но, видимо, ошибался. Надежда, как говорится, умирает последней и под металлический звон слитков золота, укладываемых его людьми ровными рядами вдоль отсыревшей и заплесневелой стены. Он наблюдал, стоя поодаль, и по привычке невольно начинал считать килограммовые бруски, конвертируя их в уме в живую валюту. Обезличенный металлический счет оказался бы не таким уж большим. Скромным, если быть точным. Вот только не сама цена, а ценность холодного металла была запредельно высокой. Намного выше его рыночной стоимости в бивалютной корзине на выведенном в оффшоры счете на Каймановых островах. Прямое свидетельство несостоятельности босса мафии как руководителя с большим количеством нулей. Вот что лежало сейчас у ног Альберто.

– Ты злишься, – констатировала она, встав рядом с Романо плечом к плечу.

– Нет, Вульф, я не злюсь, – опроверг ее слова Романо, но тон его голоса оставался таким же холодным и ровным, как грани блестевшего в свете желтых ламп золота. Он даже не заметил, как по привычке назвал ее старым именем, как делал всегда, когда затаивал на нее обиду. – Я в бешенстве, – должно было звучать с гневом, с надрывом и криком отражаться от сырых стен подвала, но смысла показывать эмоции, когда она и так о них знала, Альберто не видел. – Поверить не могу, ты солгала мне, – разочарованно констатировал Романо и ругал разве что себя, что, как мальчишка, опять поверил словам нордэмской паучихи.

– Я? – хмыкнула Шарлотта, скрестив руки на груди, и проводила задумчивым взглядом морионовых глаз выгружаемые слитки с нацистской символикой. – Ты разве забыл? – немного удивленно переспросила она. – Я никогда не лгу, – и в ее голове звучала гордость. Эвансы никогда не лгут, нравится вам это или нет. Утаивают, недоговаривают, но не лгут. Правда – их единственное верное оружие.

– Кельт – жив, – небрежно бросил Альберто, не удостоив ее и взглядом. Пусть теперь она попробует опровергнуть эти слова и вывернуться из капкана правды и доказательств, лежавших ровными рядами у стены.

– Всему должны быть доказательства, – не соглашалась Шарлотта, будто бы доказательств было недостаточно.

– Они, мать твою, перед тобой, – раздраженно сплюнул Романо и ткнул в слитки тростью, разгневанно посмотрев на Шарлотту, которую, казалось, и стена из золота не могла убедить.

– Это золото, которое мог найти и кто-то другой, – с многозначительной паузой в голосе сказала Эванс.

«Она опять за свое», – Романо только закатил глаза. По его мнению, Вульф, слишком долго отыгрывала дурочку и успела, что называется, вжиться в роль, а сейчас строила из себя идиотку курам на смех.