Гамбит. На сером поле

Спустя тысячи криков и столько же бессвязных воплей в душном помещении прачечной, наконец, настала тишина. Он любил тишину. Дома ее практически никогда не бывало, на работе тоже. Самым прекрасным в своем деле Атлас считал тот миг, когда нож плавно входил в тело, обрывая чью-то жизнь, и все звуки прекращаются. Короткий прерывистый вздох, тело падает на пол, а за ним наступает тишина. Ни стуков сердец, ни шума дыхания, ни булькающих звуков крови, вытекавшей на пол и подгоняемой сердцем жертвы, быстро сокращавшимся от ужаса. Самый прекрасный момент охоты, когда наступает тихо. Гонка закончена, он опять первый. Быстрее ветра, быстрее самой смерти, а дальше только затихающий стук сердец вместо аплодисментов.

– Прощайте, друзьяяяя, мне ехать пораааа, там как магнит меня влечет… – долгожданная тишина проиграла Фрэнку Синатре и Хейзу, ничуть не хуже оригинала подпевавшему радиоприемнику, висевшему возле кассы. – Ну? Все вместе! – Хейз вытирал руки от крови чужим носовым платком и бросил его в кучу окровавленного тряпья, сваленного в луже крови в углу.

– Нью-Йорк, Нью-Йорк, – холодно скорее проговорил, чем подпел Атлас своему напарнику, разрушавшему его любимую тишину.

– Эхей, – окликнул его Хейз, оглядываясь по сторонам, будто в комнате был кто-то еще. – Это уже совсем не годится, – возмутившись, Еж пнул кровавые тряпки с дороги. – Где твой юношеский задор, огонь, пламя! – Хейз потрепал по плечу собрата, совсем недавно занимавшего камеру психушки.

После выхода из Фросткрика, дыша полной грудью на свободе и радуя всех потрясающими фокусами с исчезновением лезвия в теле, мастер ловкости рук не выходил из своего образа сосредоточения вселенского уныния. Свобода, наоборот, не только не прибавила Эвансу позитива, а сделала молодого человека еще более замкнутым и неразговорчивым.

– Ты, возможно, не заметил, – Эванс послал тому снисходительный взгляд арсенопиритовых глаз, – но я не самый общительный человек из твоих знакомых, – что и было правдой, весьма выгодно подчеркивая имиджа Хейза, смотревшимся на фоне вечно угрюмого напарника менее опасным.

– На тебя посмотреть, так я вообще, ахахах, какой-то клоун! – хрипло расхохотался Хейз. – Ты понял, да? – трепал он Эванса, крепко держась за его куртку. – Клоун! – он отрывисто смеялся и лупил молодого человека ладонью по куртке, а его смех медленно перерастал в кашель.

Эванс не смог ничего ему ответить и растянулся в улыбке, наблюдая за смехом Хейза, больше смахивавшим на истерический припадок. Его-то Атлас мог различить без труда. Во Фросткрике среди воплей поехавших, он частенько слышал нечто подобное, но редко слышал то, чего так хотел – тишину. Порой его леденящий душу хохот и подпевание какофонии криков больных изредка заглушали этаж и ненадолго давали ушам передышку. Мрачный Арлекин, вытаскивающий шляпу из кролика. Никак иначе Эванс не мог описать свои выступления. И хоть престиж демонстрируемых им фокусов оставался мрачным, после выступления зрители, ставшие свидетелями его работы, всегда молчали. Они всхлипывали и умолкали навсегда, награждая его тишиной.

– Чего ты дуешь, а? Норзер? – удивился Хейз. – Оооо, я понял, – заговорщически протянул он. – Ты у нас из тех заядлых перфекционистов, которые вечно следуют плану, а я и забыл! – и хлопнул себя по лбу измазанной в крови ладонью, будто бы он и, правда, мог такое забыть, и вот теперь Атлас по-настоящему рассмеялся. Чарующий смех прошелся по комнате, шелестя гонимой ветром сухой осенней листвой, и затих, затерявшись где-то в кусках окровавленных тряпок.

– А на тебя посмотреть, так ты цветешь и пахнешь, – Эванс придвинулся к нему, вдохнул и поморщился от застарелого запаха впитавшейся в Хейза крови. Не хватало еще запаха гари и налипшей сажи на одежду, и тогда бы счастью психопата не было бы предела.

– Тебе не угодишь, – Еж сымитировал обиду и намеренно толкнул Эванса. – Девка мертва, ее мамаша сядет, а ты опять недоволен? – он принялся ворчать, на что Атлас опять только улыбнулся, приподняв уголок ровных губ, но в этот раз улыбка быстро исчезла с его лица.

– Форман опять выкрутился, – насупился Эванс и раздосадовано вздохнул. Вонь от подтухших кровавых луж проникла в нос при чересчур глубоком вздохе, и Атлас сглотнул возникший на языке металлический привкус.

– Ох, да ладно тебе, – Хейз только махнул рукой. – Это ненадолго, – и хитро сощурившись, отпустил плечо Эванса. – Романо не оставит от него мокрого места. Копы и чухнуть не успеют, как Печеньку-Куки опять раскатают обратно в тесто, – успокоил Атласа напарник.

– Я с тобой никогда не спорил и начинать не собираюсь, – с легким недоверием начал Эванс, развернувшись к Хейзу лицом и присев на край стола, – но что-то мне подсказывает, что Романо не такой уж и дурак, – засомневался он и послал напарнику испытующий взгляд.