Гамбит. На сером поле

Девушка высунула нос из-под одеяла, в которое оказалась завернута с головы до ног. Выпутавшись из кокона на смятой постели, Эванс села, пристально осматриваясь. Мда, она определенно осталась в одиночестве и оценивала пустую часть кровати растерянным взглядом. Чего она ожидала? Что утром рядом с ней, как ни в чем не бывало, будет сопеть гроза всех грешников города, пока она на кухне варит ему кофе? Будет ли он ее кофе ей доподлинно неизвестно, значит, эту мысль сразу стоит исключить. Или она ждала, что он поставит в стакан на раковине в ванной еще одну зубную щетку рядом с ее – одной-одинёшенькой? Произошедшее ночью ничего не значит ни для кого из них и ничего, по сути, не меняет между ними. По крайней мере, для нее точно, а для него… Она ещё раз пробежала взглядом по пустовавшей части кровати, по подушке, хранившей отпечаток его головы, по смятым простыням.… Да, это ничего не значит и для него. Определенно ничего. Большое и раздражающее, но такое приятное ничего. Слишком значимое незначимое для них обоих.

И все же ее гложило чувство неправильности. Не от того, что он просто ушел поутру. Это скорее было самым правильным из произошедшего за последние сутки. Смущало другое. Ее неимоверно удивлял факт, что он так легко откликнулся на ее просьбу остаться, а затем остановиться, когда она так же неожиданно попросила. По ее опыту, столь точное выполнение просьб больше напоминало элементарную попытку манипулировать сознанием. Хотел бы уйти – ушел бы, доказав ее беспомощность против его силы. Хотел бы зайти дальше – все бы очень быстро перешло к основному действию, несмотря на ее едва слышимую просьбу остановиться. Кто в здравом уме будет останавливаться, когда уже дошёл до цели? Никто. Она это отлично знала на своем примере.

Лориан, правда, выбивался из общего ряда поведения знакомых ей мужчин, но тот скорее и не слишком-то ее хотел, ведь более привлекательных и сговорчивых вариантов было хоть пруд пруди. Забавная подружка Лиама для самовлюбленного богача была лишь «очередной» в списке его побед, что Лориан и доказывал, пытаясь самоутвердиться за ее счет при каждой встрече. Такое поведение ей было отлично знакомо. С ним она сталкивалась с завидным постоянством. Да и действие снотворного сказалось на приоритетах Фрея, выбравшего спокойный сон вместо несговорчивой особы. Здесь она его полностью поддерживала. Выбирая между собой и сном, она бы на месте Лориана тоже выбрала бы второе. Других объяснений погрешности, созданной поведением Лориана, у нее не нашлось, ведь ни один нормальный мужчина не воспримет экстренные торможения всерьез. Скорее подумает, что «цыпа» набивает себе цену, и элементарно не примет ломания во внимание, если, конечно, не преследует иные цели.

Манипуляции. Они окружали ее везде и всюду. Вся ее жизнь насквозь была пропитана попытками манипулировать кем-то и распознаванием чужих попыток манипулировать ей самой. Плоскости их общения с боссом давно уже перешли от кладбищенских «пижамных вечеринок» на серое поле, где непонятно, кто и кем пытался манипулировать больше. Выходило у обоих весьма неплохо, пока он не прокололся, опять залезая в ее нездоровую голову. Ночью все кошки серы, и мыши им под стать, чем он и воспользовался.

Фейерверк эмоций, захвативший ее ночью и ослепивший яркими вспышками, поутру рассыпался холодным и горьким пеплом, сталкиваясь с реальностью. Вчера ночью ему нужна была не Миа Эванс. Он приходил по душу Костлявой, выискивая ее слабые места, и, черт возьми, нашел! Ей виделось весьма сомнительным, что качок в дорогом костюме настолько тонкий знаток человеческих душ, что смог распознать ее страх, как единственную настоящий эмоцию, на которую она способна, но прокол есть прокол. И либо глупый кролик ни черта не тупица в костюме от Armani и обладает обширными знаниями психологии, которые умело применяет на практике, либо она просто не в его вкусе.

От последнего девушке почему-то стало немного обидно, что случалось с ней редко. Таблетки все же делали свое дело, и Эванс постепенно начинала воспринимать реальность реальностью, а не чисто заложенным в сущности функционалом. Да, ей было обидно, когда босс критикует ее работу, да, стискивала зубы, когда лучшим из лучших признавали не ее, но вот о таком параметре как внешняя привлекательность Эванс никогда не переживала, ибо это, что называется, не ее функционал. По крайней мере, так она себя ассоциировала ровно до тех пор, пока не поняла, что ею пытаются манипулировать, и что самое обидное, не испытывают при этом особого удовольствия от процесса. В пору было обидеться на Адама, но раньше тот делал все настолько топорно, очевидно и неаккуратно, что ругать его за неумелые попытки установить над ней тотальный контроль, все равно, что ругать ребенка, который просит повесить на холодильник его картинки из макарон, кажущиеся ему произведением искусства.