Гай Мэннеринг

Бертрам поведал ему вкратце свою историю, причем ограничился лишь рассказом о случае с Хейзлвудом и о том, как его по недоразумению спутали с его однофамильцем-контрабандистом, участником нападения на

Вудберн. Динмонт слушал очень внимательно.

– Ну так что же, – сказал он, – это все яйца выеденного не стоит, у Хейзлвуда рана уже зажила; подумаешь, беда какая, что три дробинки в плечо попали. Вот кабы глаз ему высадили, тогда другое дело. Эх, был бы сейчас здесь старик Плейдел, наш бывший шериф! Он-то бы уж им мозги вправил; вы такого дошлого, как он, верно еще и не видывали!

– А теперь скажите, мой дорогой друг, как вы узнали, что я здесь?

– Занятно это вышло, – ответил Дэнди, – но я вам расскажу после, когда поедим; не стоит и разговора затевать, пока эта длинноухая стерва туда-сюда шныряет.

Любопытство Бертрама немного улеглось, когда принесли заказанный его другом ужин; все выглядело скромно, но приготовлено было очень чисто, а ведь кухне миссис

Мак-Гаффог недоставало именно чистоты. По словам

Динмонта, он с самого утра был в дороге и ничего, «о чем стоило бы говорить», не ел, причем говорить не стоило о трех фунтах холодной баранины, которую он уплел не так давно. Поэтому он приналег на ужин и, наподобие одного из гомеровских героев266, не говорил ничего, ни хорошего, ни плохого, пока голод и жажда не были утолены. Наконец, хлебнув домашнего пива, он сказал:

– Добрая курятинка-то, добрая, – и поглядел на жалкие

266 . .наподобие одного из гомеровских героев. . – Имеется в виду Одиссей, который, попав после кораблекрушения к царю феаков Алкиною, прежде чем рассказать о своих приключениях, попросил его накормить: «Как ни скорблю я, однако, но дайте, прощу вас, поесть мне» – («Одиссея», песнь 7, стих 215).

остатки того, что еще недавно было жирной птицей. – Да, для города курочка неплоха, хоть и не такая, каких мы в

Чарлиз-хопе выкармливаем; я рад, что эта беда вам аппетит не испортила.

– Право же, Динмонт, не такой у меня сегодня был обед, чтобы ужинать потом не захотелось.

– Понимаю, понимаю, – сказал Дэнди, – только слушай ты, милая, теперь ты нам водку, и кипятку, и сахару принесла, ну и ступай себе, можешь запереть дверь, а у нас тут свои дела есть.

Девица тут же вышла и заперла дверь, а потом снаружи предусмотрительно наложила засов.

Как только она ушла, Дэнди огляделся вокруг и приложил ухо к замочной скважине, как будто прислушиваясь, не бежит ли где выдра. Удостоверившись, что никто его не слышит, он вернулся к столу и, налив себе порядочную чарочку грога, помешал уголья и начал свой рассказ важным и серьезным тоном, который в обычное время ему был не свойствен.

– Знаете, капитан, я тут намедни в Эдинбург ездил, надо было родственницу одну похоронить, да надеялся я, что, может, и на мою долю кое-что перепадет; ничего только из этого не вышло. Ну, что ж поделаешь! Были у меня еще там с судом делишки, ну да об этом в другой раз. Словом, я со всем этим управился и домой, а на зорьке пошел поглядеть, как там мои овечки, да думаю, дай-ка я пройду на Тутхопский гребень, ну, на тот участок, что нам с Джеком

Достоном никак не поделить. И не успел я до места дойти, как вижу – впереди человек какой-то, да и не из наших пастухов, а чужим тут делать нечего. Ну, я, значит, подошел и вижу – это Тод Габриель, что на лисиц охотится. Ну, я и спрашиваю его:

«С чего это ты в такую высь забрался, где птицы одни, да еще и без собак? Лису, что ли, без собаки выследить хочешь?» А он и отвечает:

«Нет, старина, это я тебя ищу».

«Вот как? – спрашиваю. – Дров тебе, что ли, надобно или на зиму заготовляешь?»

«Нет, говорит, не в дровах дело, а вот у вас приятель есть, капитан Браун, что у вас жил, верно ведь?»

«Ну, есть, говорю, и что же?»

Тогда он и говорит:

«О нем тут еще кое-кто печется, и пуще вашего, и такой человек, что я его слушаться должен, и сюда-то я тоже не по своей воле пришел теперь неприятные вести вам про него передавать».

«Ну, конечно, уж если с ним худое что стряслось, так мне от этого еще горше, чем ему самому».

«Раз так, говорит, то уж придется вас огорчить: он, видно, в Портанферрийскую тюрьму попадет, ежели только сам о себе не позаботится; дали приказ арестовать его, как только он из Эллонби прибудет. И коли вы, милейший, ему добра желаете и окажется, что он там под стражей, не покидайте его ни ночью, ни днем: ему там и доброе сердце и твердая рука нужны будут; сделайте, как я вам говорю, не то потом всю жизнь раскаиваться придется».

«Но, послушай, откуда же ты все это разузнал? Портанферри ведь так далеко».

А он тогда и скажи:

«Тот, кто мне эту весть принес, день и ночь с седла не слезал, и вам тоже надо в тот же миг ехать, чтоб делу помочь, вот и все».