Как раз в этом я не сомневался. Настолько долгая, что окружающим не хватило восьми лет рассказать ее. Что не все так просто, что существуют риски, что, должно быть, одних милых встреч недостаточно, чтобы у Кристы все было хорошо. Но даже если Минотавр вычеркнул Стефана из жизни, депортировав за границу своего эгоцентричного мира, почему мне ничего не рассказали остальные?
Ошеломленный, я вскарабкался по кровати:
– Мне… мне надо поговорить с Мару.
– Не сейчас, – возразила Ариадна.
Я прошел мимо. Поднявшись вслед мне, она продолжила:
– Пока Минотавр без сознания, нам не стоит возвращаться. Мы не сможем ничего объяснить. Вспомни, зачем ты это делаешь.
– Ради Кристы! – Я обернулся. – Я делаю все ради нее!
– Криста будет в порядке. То, что случилось у Стефана, не имеет отношения к вам.
Хотел бы я ей верить – хотел до одури. Но вместо этого чувствовал, как торжествуют мои самые большие страхи. Что теперь, из-за болезни матери, из-за отца, которому на все плевать, даже из-за этих чертовых искр Криста не справится. Что для жизни, полной смысла и радости, нужно немного больше, чем спонтанная регрессия нейробластомы.
– Михаэль, – позвала Ариадна. – Успокойся.
– Где моя обувь? – вместо этого спросил я.
– В коридоре. Послушай меня.
Я отвернулся и поглядел в проем, из полумрака которого выступали очертания массивного комода. По правде, я был готов уйти босым, обувь была лишь предлогом, моей самой провальной попыткой не нарушать привычный ход вещей, но Ариадна сказала:
– У них был роман.
И я застыл.
– У Стефана с контрфункцией был роман, – повторила она, не давая мне шанса ослышаться. – Отношения.
Пара новых ботинок у выхода резко стала самой далекой вещью в моей жизни. Я обернулся:
– Невозможно.
Ариадна предсказуемо молчала.
– Мы же… мы так редко видимся. Мы… – Я ошарашенно огляделся, будто эта красная комната, полная неожиданных откровений, могла объяснить их, как закадровый голос в кино.
– Когда контрфункция исполняется, встречи становятся чаще, – напомнила Ариадна. – В момент окончательного решения вы всегда рядом. Но если решение не принято, последняя встреча будет повторяться до тех пор, пока контрфункция не сделает выбор. У Стефана все затянулось. Они могли быть вместе много дней подряд. Но даже так у него не получилось убедить ее.
– Они… – прохрипел я и откашлялся. – Они любили друг друга?
– Не так, как ты думаешь.
– Я ничего уже не думаю.
И это было правдой.
Я вернулся и сел на кровать, уставившись в одну точку. Ариадна опустилась рядом.
– Для его контрфункции встречи стали важнее остального. Она не желала думать ни о чем другом. Когда Стефан понял, что он и есть та причина, по которой она не может исполниться, то сделал их встречи физически невозможными.
– Как?
– Перестал выходить из лабиринта.
Я ошалело повернулся:
– Это помогло?..
Ариадна подняла с пола бокал. Бокал-дай-себе-время-подумать, бокал-ты-всегда-задаешь-вопросы-на-которые-не-хочешь-знать-ответ.
– Через какое-то время она попала в тюрьму за финансовое мошенничество и кражи. Мы были дубль-функцией уже пару месяцев. Срок назначили небольшой, два с половиной года, но только в это время мы могли рассчитывать на нормальную жизнь.
– Став дубль-функцией… ты заперла себя вместе с ним, – медленно осознал я. – Но как… как Минотавр позволил вам?
– Это было время, когда я решала сама.
Она, наверное, не имела в виду ничего такого. Но мне под ребро будто вилку всадили и прокрутили, наворачивая мякоть.
– Встреч больше не было. Выйти она не успела. Снова начались перевозки искры. Минотавр никогда не подпускал нас к ней, все делали Феба с Константином, но Стефан стал их подозревать. Мы ждали возможности, чтобы проверить. Так что, когда Минотавр отправился в паломничество, – Ариадна посмотрела в бокал, – мы воспользовались этим. Теперь все мертвы.
Голос ее был ровным, как линия пульса на кардиограмме покойника. Ариадна встала с кровати и поставила воду на тумбочку.
– С Кристой все будет в порядке, – продолжила она. – Она борется, потому что они должны бороться. А единственный, с кем боролась контрфункция Стефана, был сам Стефан. С вами этого не случится. В момент, когда тебе покажется, что Криста сломалась, она станет сильнее всего. Этому механизму тысячи лет. Не бойся.
Я опустил взгляд. Если бы все было так просто. Если бы для этого не нужно было стать кем-то вроде нее.
– Мы виделись сегодня, – промолвил я. – Перед встречей с госпожой-старшим-председателем.
– Ты упоминал, – ответила Ариадна. – Так Криста тоже была на конференции?
– Угу. Твои самые худшие предположения на этот счет?
Ариадна промолчала. В затянувшуся паузу мне стоило вписать желаемые слова ободрения.
– Отец Кристы претендует на место Обержина в наблюдательном совете. Это о нем Влад говорил ночью с Эдленой. Он сказал, что маму включили в экспериментальную программу вместо Охры-Дей. Мару правильно понял: она действительно была работой Обержина и частью «Эгиды».
– Это будет операция на мозге?
– Наверное. По крайней мере, опухоль у мамы Кристы именно там.
– Согласно официальным заявлениям, Охре-Дей недавно удаляли аневризму. Тоже в мозгу.