– А у меня нету, никого и ничего. И вы мне не нужны, – выдыхаю в пространство и вдруг вспоминаю. Я его видела. Давно, в другой жизни. И тогда на его лице были написаны гордость, торжество и безграничное счастье. Я стояла на пороге роддома пять лет назад, боясь, что потеряю связь с планетой и улечу в космос. Наверное поэтому и запомнила отца с охапкой цветов, красивую, но злую женщину и пищащий сверток в руках детской медсестры. Врезался мне в память, но сейчас он мало похож на себя прежнего. Морщинки в уголках губ, потухшие глаза его изменили не в лучшую сторону. Странная штука жизнь. – Не приходите. Не затрудняйте себя. Я ничего особенного не сделала. И вы не должны мне ничего. Это просто нормальный человеческий инстинкт. И на вашем месте я бы не размахивала монтировкой на глазах у дочери.
Я и вправду не хочу его видеть, и малышку не хочу. Слишком болезненные воспоминания. Слишком страшная встреча. Все слишком, чересчур.
– Вы не на моем месте, – рычит вепрь.
Он прав. Я никогда не буду на его месте. Потому что у меня нет того, что имеет он.
– Конечно, – соглашаюсь. Потому что спорить с зазнайкой глупо, да и в принципе он недалек от истины, – поэтому просто скажите, сколько сейчас времени?
– Странный вопрос, – хмыкает мой собеседник. – К четырем уже подходит. Вы торопитесь?
Я закатываю глаза. Времени до встречи с подругами почти не осталось. Правда больница, в которую меня собираются везти находится в двух шагах от дома. Эх. Не светят мне сегодня обновки. Придется надевать платье, в котором я ходила на Мойвино дефиле. Девчонки меня четвертуют.
– Только попробуйте сбежать! – нахальный голос выдергивает меня из моих мыслей. Он смотрит на мой мыслительный процесс, насмешливо приподняв бровь. Или у меня на физиономии написано, что я не собираюсь прохлаждаться на больничной койке. – Я вас все равно найду, и выдеру как сидорову козу.
– Ну что вы, – хлопаю я ресничками, пытаясь принять вид невинной овцы. Найдет он меня, как же. Самоуверенный хлыщ. – Буду лежать, как привязанная, пить кисель больничный и вспоминать нашу встречу.
– А вы язва, – кривится он, и от этого становится более человечным, что ли.
– Я стараюсь, – награждаю его и малышку, которую этот странный мужчина нежно прижимает к себе, прощальным взглядом, прежде чем двери автомобиля с лязгом захлопываются. Надеюсь, что больше я их не увижу. Эта маленькая куколка прекрасна, но она не моя. Не моя.
Глава 3
Голова гудит как корабельный колокол, когда я наконец прихожу в себя. Маришка рисует своих любимых сверхсуществ, высунув язык, кажется на договоре с корейцами. Странно, обычно девочки любят принцесс и единорогов. А у моей дочери какой-то сбой в системе. Мелкий шерстяной уродец ползает по моему столу, и судя по лужице на дорогой древесине, уже чувствует себя хозяином если не жизни, то положения. Баловень судьбы, блин.
– Я отвезу тебя к бабушке, – проталкиваю слова сквозь пересохшие связки, проклиная себя за малодушие. Но мне срочно нужно расслабиться, иначе мой мир грозит взорваться.
– Только не к ней, – глаза малышки наполняются слезами, и маска тканая начинает покрываться мокрыми пятнами. – Папочка, пожалуйста. Я больше не буду без разрешения спасать несчастных. Только не отвози меня к Виолетте. Я ее боюсь.
– Бабушка тебя любит, – сам не верю в свои слова. Но надо же что-то сказать, оправдать свое предательство. – И скучает по тебе.
Она прижимает притихшего зверя к себе, черт это же котенок. Только очень худой, еще не открывший подернутые мутной пленочкой глаза и скорее всего блохастый. И этот мелкий уродец видимо чувствует, что его спасительнице плохо. Начинает тихо хрипло рыдать в тон со всхлипывающей Маришкой.
– Нет, она меня ненавидит. Кормит кашей с комками и тушеными овощами. Заставляет читать большую книгу, в которой я ничего не понимаю, и спать под простыней. А знаешь как холодно? И Капитана Всесильного она выкинет, потому что он может описать ее ковер, по которому даже мне нельзя ходить, – шепчет доченька. А я понимаю, что мне придется теперь уживаться с усатым-полосатым. Ну не смогу я отобрать у дочери эту паршивую радость.
– Он же вроде Капитаном Америкой был? – ухмыляюсь, пытаясь рассмотреть цвет мурлыки.
– Я передумала. Мы же в России живем. У нас героев по-другому зовут. А Всесильный подходит. И супергероихе он понравится, точно. Мы же ее не бросим? Она показалась мне страшно грустной.
– Ей просто было больно, – морщусь, вспоминая толстуху, и снова гоню прочь от себя мысли о глазах чертовой бабы. Странное совпадение.
– А супергероев лечат астероидной пылью, я знаю. В больнице есть такая? – интересуется Маришка. Господи, откуда в ее маленькой головке столько космического мусора? Ей бы о куклах думать, нарядах всяких.