Фулл сайз. Только не в меня

Компьютер мелодично «дзынькает», приглашая меня в конференцию. Навесив на лицо дежурную улыбку, включаюсь в нудную беседу.

– Я не дам вам ответ сегодня, – челюсть уже сводит от приторной улыбки, в голове мутится. Я смотрю в окно, в руках верчу Паркер, с трудом сдерживаясь, чтобы не переломить его пополам, – у нас выходные дни. Без моего юриста и финансового консультанта этот разговор бессмыслен.

– Макар, время уходит. Ты же сам акула. Какие консультанты? Знаешь меня сто лет, а так и не научился доверять.

– Акула – каракула, блин. Вова, я себе-то не всегда доверяю, – больше не скрывая оскала, кривлюсь, как от зубной боли. Движение за окном привлекает мое внимание. Маленькая фигурка в очень знакомой курточке выскакивает на дорогу, протягивая руки к какой-то мелочи лежащей на асфальте, прямо перед несущейся на нее машиной. В моем горле застревает крик.

– Маришка, – сиплю, на ватных ногах выскакивая из кабинета. Хрен с ним с договором, и с этим зажравшимся хлыщом, Владимиром Гавриловичем, только думающем, как кинуть меня. Давно ли его по имени отчеству стали называть. С тех пор, наверное, как он научился раздувать свои брылястые щеки. Чертова баба, как ее там звать? Стоит в дверях, непонимающе глядит на меня, хлопая уродливыми, похожими на метелки, ресницами.

Я едва не сношу ее. Бегу к выходу, слушая дробный цокот каблуков за своей спиной. Придушу эту дуру потом. Главное, чтобы моя дочь была цела, только бы моя девочка не пострадала.

– Макар Семенович, я на секунду…

Расталкиваю собравшихся как стервятники на падаль, зевак и закрываю глаза, боясь увидеть самое страшное.

– Папа, – господи, спасибо тебе. Дочь бросается ко мне, прижимая к груди маленький, пищащий, грязный меховой комочек. – Папочка, я его спасла.

Перевожу взгляд на кучу тряпья, валяющуюся на дороге, перед уродливой машиной, именно той, что перекрыла мое место и понимаю, что из этого вороха недорогой одежды торчат обутые в легкие сапожки, ноги. Белые колготки лишь подчеркивают неидеальности и полноту конечностей. Трогательная белая шапка отброшенная в сторону, вымазана грязью, и кажется оскверненной.

– Я побежала спасать Капитана Америку, я же супердевочка, – зачастила малышка, поглаживая по голове маленького кабысдоха, у которого кажется уже есть имя. Даже и не понял я кто это – песик, котенок. Потом разберусь, что за блоховозку подобрала моя дочь. Выкину к чертовой бабушке. Только заразы в доме нам не хватало. – А тут… Короче, меня спасла супергероиха. Прилетела прямо, представляешь. У нее были белые крылья и еще она очень сильная. Остановила машину.

Я слушаю дочь, рассеяно рассматривая бледное лицо спасительницы, которую готов на руках переть до больницы. И я ведь видел ее где-то, очень давно. И лицо у нее такое, которые со временем стираются из памяти, и ты не можешь вспомнить, при каких обстоятельствах вы познакомились. Тонкая струйка крови стекает с уголка ее губ, похожих на бледно розовый бант. Она некрасивая, полная, какая-то неухоженная. Но я ее знаю. Такое ощущение, что целую жизнь.

– Макар Семенович, я на секунду отошла за договором, – блеет за спиной чертова дура. – Вы же мне приказали.

– Пошла к черту, – рычу я, падая на колени перед суперженщиной. Мне страшно. Я хочу, чтобы она ожила. – Уволена.

– Па, ты всех уволил сегодня, – шепчет Маришка, ведя пальчиками по бледной щеке женщины. – Это неправильно. Тетя Мила совсем не виновата. Она работала свою работу.

– Жива, – говорю сам себе и поднимаюсь на ноги. – Скорую вызови, быстро, – приказываю хлюпающей носом Миле. Она тут же бросается исполнять, судя по противно булькающим звукам набора в смартфоне. Народу вокруг толпа. Но отчего-то никто даже не подумал позвонить медикам. Уроды.

– Эй, мужик, эта мразота машину мне помяла, кто будет платить? Жирная лошадь. Вылетела, как будто ей соли на хвост… – молодой щенок надвигается на раненую женщину, и я вижу в его руках монтировку. На глаза падает красная пелена. – Не можете за личинкой своей уследить, не плодитесь. Уроды.

Рука действует отдельно от разума. Я слышу хруст ломающегося хряща, костяшки обжигает болью. Если сейчас меня никто не остановит, я переступлю черту. Я это знаю. Чувствую. Ярость в мозгу сверкает и переливается всеми цветами радуги. Этот подонок, валяющийся сейчас в грязи, судя по одежде и повадкам, обыкновенный мажор. Ему не жалко ни женщину, которая лежит словно сломанная кукла, ни девочку, которая скулит на одной ноте от страха. Папин-мамин сын, воспитанный на жирных сливочках, тряпках из бутиков и уверенности в собственной неприкосновенности.

– Машину пожалел, – улыбаюсь я уголком губ, и понимаю, что выгляжу сейчас как Ганнибал Лектер. – А знаешь, стремная у тебя тачка. Ты же знаешь, дружочек, что тут нельзя гонять на уродливых корытах?

Кивает, глядя расширившимися глазами на монтировку, поднятую мной с земли монтировку. Надо же, он быстро ползает оказывается. Теряю интерес, и не двигаюсь даже слыша рев мотора. Подонок сбегает, но я его найду.