Фронт

Лёва вздохнул, зевнул, призадумался немножко и стал надевать валенки. При этом он ворчал:

— Я вас отлично понимаю, штрейкбрехеры. Мороз-то за двадцать перевалил. Вода и масло давно спущены из ваших машин, а Левина еще не успела остыть. На это вы рассчитываете, провокаторы?

Откровенно говоря, никому из нас не пришла в голову такая простая возможность, А вот Леве почему-то пришла. Он взял и подогнал к клубу автомашину, снял с нее обе фары, одну подвесил в зале, другую на сцене, И соединил фары проводами через форточку с контактной колодкой на своем грузовике. Мотор заработал, клуб залило ярким светом. На сцену вышел конферансье и сказал; «Уважаемые товарищи, начинаем». Играли скрипки, пела певица, танцевала балетная пара, мелькали в воздухе кольца и шарики жонглера. Зрители горячо аплодировали: ведь в наших местах концерт — это такое удовольствие! А в конце программы конферансье сказал:

— Сейчас я объявляю главный номер нашего концерта. Товарищ Королевич, прошу вас подняться на сцену. Похлопаем ему, друзья!

И тут — вот конфуз! — выяснилось, что Лёва крепко спит в пятом ряду. Он так и проспал весь концерт, хотя и сидел рядом с Катей Куликовой, и на этой почве они опять поссорились. Но все же не так серьезно, как из-за контрольной по химии.

Мы-то все были уверены, что Лёва завалит эту контрольную. А как же иначе? Но, с другой стороны, мы также знали, что Лёва всегда выполняет свои обещания, и мы не могли приложить ума, как же он собирается написать контрольную лучше Кати Куликовой — первой ученицы по химии. Тем более, что времени на подготовку оставался всего один день.

И вот, в полном соответствии с отрывным календарем, этот день наступил. Вечером к нам на семинар приехал гость из района, инструктор райкома партии. Директор совхоза Егор Фомич тоже пожаловал, надо же щегольнуть перед начальством, как молодежь осваивает химию. Словом, обстановка сложилась довольно торжественная — накрытый кумачом стол, графин с водой, колокольчик. И в этой торжественной обстановке Григорий Викторович — в черном костюме и при новом галстуке — написал мелом на доске несколько тем для контрольной работы.

Наш преподаватель не волновался: в общем-то большинство из нас предмет освоило. А вот Катя Куликова волновалась. Уж ей-то, первой ученице, кажется, чего бояться? Но она определенно волновалась — все время вертела колпачок своей ручки и часто оглядывалась на Леву.

А Лёва ни на кого не глядел. Он глядел в свою тетрадку, и лицо у него было каменным.

Мы писали на листках, вырванных из тетрадок; старательно писали, неторопливо. И каждый, когда кончал работу, относил ее и клал на покрытый красной скатертью стол. Инструктор райкома, товарищ Максимов, веселый светлоглазый мужчина, собирал эти листки, с интересом читал их, улыбался, поглаживая подбородок, одобрительно кивал седоватой головой. Левин листок он почему-то прочел два раза и вдруг нахмурился, забарабанил пальцами по столу, искоса взглянул на нашего агронома.

Агроном этого не заметил; он толковал о чем-то вполголоса с Егором Фомичом. Но мы-то заметили… Так и есть, оскандалился Лёва, всех нас подвел! Катя — та даже побледнела от огорчения.

— Ну, кажется, все закончили? — спросил агроном и поправил свой галстук. — Что вы скажете о наших успехах, товарищ Максимов?

— Скажу, — сказал инструктор. — Успехи налицо. Хорошее вы дело подняли, товарищи. Важное дело. Знания вы получили настоящие, они нужны вам, государству нужны. Приятно смотреть на вас, грамотную, умную молодежь. Приятно было читать ваши контрольные работы. Но среди них есть одна…

Тут инструктор опять нахмурился и взял в руки Левин листок. Мы сидели не шевелясь, — ну, сейчас выдаст!

— …считаю нужным прочесть ее вслух, при всем честном народе.

И товарищ Максимов отчетливым голосом начал читать:

— «Химия — не просто наука сама по себе. Ее нельзя отрывать от жизни. А что мы имеем на сегодня в нашем совхозе? Вот что имеем. У нас допускаются ошибки в смысле хранения минеральных удобрений. Их сваливают в одну кучу. Таким обрааом, они перемешиваются и теряют свои полезные свойства. В некоторых бригадах, как, например, у Мишки Сахарова, они валяются под снегом, мокнут под дождем. Когда их вносят в почву, это делается по-пижонски, то есть, я хочу сказать, без научных расчетов. Вот и всё.

К сему Л. Королевич»,

Инструктор опустил листок. Лицо у нашего директора сделалось краснее скатерти, а агроном как поправлял свой галстук, так и застыл с рукой$7