— С первого взгляда, что ли? — спросил Степка Лузгин. — Что-то я в это не верю.
— А я верю, — сказал Сережа Красавин.
На этот раз он ни на кого не посмотрел, но тихая Вера все равно покраснела.
— Так ведь эта художница пробыла в нашем совхозе, если не ошибаюсь, совсем недолго, — сказала Катя Куликова ревниво. — Я-то ее не видела, ездила тогда в район за медикаментами. Расскажи, Вера.
— Что тебе рассказать? Это невозможно рассказать. Надо было видеть Лёвино лицо и как он ее искал потом.
— А откуда она взялась?
— Да неизвестно откуда. Из степи. Пришла в сапогах, в ватнике. Такая маленькая, рыжая. Мы после работы собрались под навесом на току. Лёва был немножко под мухой, дурачился, смешил всех. Ну, знаете, как он умеет…
— Ты мне не про Лёву — про художницу рассказывай.
— Я же и рассказываю. Сначала никто не обратил на нее внимания: сидит в сторонке у столба на рюкзаке. Потом Лёва вдруг пригласил ее танцевать. А девушка поглядела на Леву и отвернулась: «Я, — говорит, — с пьяными не танцую». Ну, Лёва, конечно, полез в бутылку. «Это я-то пьяный? Да я могу литр выпить и не покачнусь! Я умею водить по двадцать пять часов в сутки автопоезда с зерном!..» — и пошел, и пошел… Ну, сами знаете нашего Леву.
— Ты про художницу рассказывай.
— Отстань! Я же и рассказываю. Была там на току старая школьная доска. На ней отмечали число машин с зерном. Ну вот, рыжая подошла к той доске, взяла мел, оглянулась разок, другой и нарисовала человечка, очень смахивающего на Лёву, каким он был в ту минуту: волосы всклокочены, из-под телогрейки торчит конец ремня, как хвост у обезьяны; ноги раскорячены, а пальцы на ручищах растопырены, будто он собирается схватить кого-то за глотку… Потом стерла это с доски и клуб наш нарисовала. Как он забит пустыми ящиками, на двери висит замок, а на крыльце… — Вера вдруг запнулась.
— Давай, давай. Чего ты язык проглотила? — насмешливо спросил Степка Лузгин, — Забыла, так я напомню: а на крыльце двое наших ребят в карты дуются. И один из них — кто?
— Ну, я… — сказал Сережа. — Действительно, мы в тот день с Сашкой в «дурака» перекинулись. Заприметила она как-то, успела, художница эта. Стоит возле доски, смеется себе. Зато мы все переругались: чего это клуб, мол, занят под склад тары, а мы на току в холодище и в грязи толчемся? До того накалились, что в тот же вечер выбросили из клуба все ящики, вымыли пол… А художница и говорит: «Что же стены в клубе голые? Ведь некрасиво. Неужели никто из вас, товарищи, не умеет рисовать?» Ну, тут наши закричали: «Степка Лузгин умеет! Вера любит рисовать!» Вот тогда-то и организовался этот кружок. Принялись мы, что называется, оформлять клуб.
— А что же Лёва? Вера улыбнулась.
— Лёва — тот больше всех старался. Сбегал к сапожнику за гвоздиками, помогал развешивать рисунки, принес дрова, печку затопил, а потом чистый, бритый, как в праздник, слушал, что художница говорила про то, как всем людям помогает жить искусство. Ни одной шуточки не отпустил и вообще не трепался. А после подошел к художнице, тронул ее за руку и говорит… Что он сказал тогда, Сережа?
— Он сказал: «Извиняюсь… Вы должны понимать, что не все имеют талант. Я, — говорит, — например, могу в крайнем случае нарисовать схему карбюратора, не больше. Но зато я умею ценить искусство и к тому же прилично танцую. Забудем прошлое…» И тут, помню, начались танцы.
— И она пошла с ним танцевать? — спросила Катя.
— Да. — Вера задумчиво кивнула. — Мы с Сережей танцевали рядом с ними, и я сама слышала, как Лёва сказал ей какие-то странные слова. Он сказал: «Похоже, что это вы однажды ночью возле Круглого брода читали свои стихи у костра? А теперь вы уже художница, А кем вы, извиняюсь, будете дальше? Для меня, — говорит, — это вопрос жизни и смерти». И при этом он так смотрел на нее своими цыганскими глазами…
— Ну, а что было потом? — нервно спросила Катя Куликова.
Вера сделала паузу, вздохнула:
— А потом художница вдруг исчезла. Она ушла незаметно, так же, как и появилась. Я, когда вернулась с работы, нашла в общежитии на койке записку: «Желаю успеха. Не давай захиреть кружку. Привет Леве Королевичу». Лёва тогда метался на машине по степи до глубокой ночи, расспрашивал встречных шоферов. Но художницы и след простыл. Правда, после рассказывали, что видели какую-то приезжую девушку в сапогах и в ватнике за четыреста километров к востоку, в новом совхозе «Рассвет». Только там она, говорят, заинтересовала молодежь не рисованием, а художественной гимнастикой. — Вера усмехнулась и развела руками. — А может, это была вовсе и не она…
Лёва Королевич, с остервенением нажимая на акселлератор, гонит грузовик по степи, чтобы засветло успеть на склад.