Фронт

В зале засмеялись, Громко зааплодировали, потребовали, чтобы на сцену поднялись и Костя, и Федерико,

Они поднялись на сцену. И стояли там и смотрели друг на друга — Костя довольно, Лёва сердито, а Федерико весело. Так их вместе и сфотографировал корреспондент «Комсомольской правды».

Наш друг Федерико Баррера теперь уже вернулся на Кубу. Он частенько присылает нам письма, и мы отвечаем ему коллективно. Костя Бондарчук и Лёва Королевич соперничают до сих пор. Но Катя Куликова тут уж совсем ни при чем: у нее оказался жених в погран-частях. После демобилизации он приехал работать к нам в совхоз. И самые закоренелые сплетники не смогли ему сказать про Катю ничего худого, потому что Катя, Лёва и Костя всегда гуляли только вместе. Они даже и танцевали втроем. Есть такой танец — полька-тройка.

Контрольная по химии

«Химия — не просто наука сама по себе; ее нельзя отрывать от жизни», — вот любимые слова нашего агронома Григория Савчука. Григорий Викторович на общественных началах преподает нам химию. Хорошо преподаёт, ничего не скажешь. Я бы даже сказал: самоотверженно преподает. Ведь не очень простое это дело — загнать за школьную парту бывалых трактористов и шоферов, вроде тугодума Кости Бондарчука или, к примеру, нашего Лёвы Королевича, у которого рост сто восемьдесят девять, и вбивать им в выветренные степным ветром мозги то, что проходили еще «на заре туманной юности» в восьмом классе.

С девчатами — с теми Григорию Викторовичу было полегче; головы у них, что ли, иначе устроены по части памяти. Взять хоть медсестру Катю Куликову. Та, представьте себе, еще не забыла про лакмусовую бумажку и про всякие там ангидриды. Да и штурвальная Вера, и животновод Галя Борисова тоже не отставали от Кати Что же касается наших парней, то, когда в совхозе организовался «химический» семинар, у нас в котелках по этой части царила полная пустота. Но разве можно было осрамиться перед девчатами? Да еще такому хвастуну, как одессит Лёва Королевич! Лёва сказал:

— Вы, уважаемая Катерина Ильинична, вашей лакмусовой бумажкой не фасоньте. Я насчет химии тоже не пижон. Аква дисциллятум — пожалуйста; аш два-эс о четыре—будьте любезны; плюмбум о — и точка. Что вы на это скажете?

Катя прищурила красивые насмешливые глаза, кокетливо поворошила светлые волосы и сказала Леве:

— Эти глубокие познания меня не удивляют. Ведь из перечисленных тобою элементов состоит аккумулятор на твоем автомобиле. А что ты скажешь, ну, хотя бы про перекись водорода? Что она собою представляет?

— Вам это лучше знать, — сказал Лёва. — Если не ошибаюсь, вы еще только в прошлом месяце были жгучей брюнеткой.

— Ах, так… — сказала Катя, — Язвишь! Ну, посмотрим, что дальше будет.

А чего смотреть? Смотреть было нечего. Катя вскоре стала первой ученицей, а Лёва, хотя и тянулся изо всех сил, плелся в хвосте. Не давалась ему химия — и все тут. Правда, Катя однажды попыталась было помочь ему, но ничего хорошего из этого не вышло. Потому что Катя сказала:

— Давай, Лёва, я возьму тебя на буксир.

— Что? Меня, шофера первого класса — на буксир?!

И они опять поссорились. И Катя «взяла на буксир» Костю Бондарчука. Костя тоже первоклассный шофер, но не задается. Не то что этот хвастун!

Что Лёва хвастун — все знают. Но что он работяга и настоящий товарищ — этого тоже от него не отнимешь; в беде человеку последнюю рубашку отдаст. И не только рубашку… Вот, помню, однажды такой случай произошел: есть тут у нас речка, Белухой называется. Ну, известно, степная речонка, смотреть не на что, летом ее курица пешком перейдет. Зато весной она словно с цепи сорвется; кажется, будто талая вода со всей степи прет в эту Белуху — льдины друг на дружку лезут, шум, грохот, волна, как на Иртыше, грузовики переворачивает. В эту пору через нее ни на чем не переправишься, почти месяц на станцию на попасть. Так что если с продуктами плохо — соси лапу. Ну, у нас в ту весну с запасами не так плохо обстояло, соленья, копченья — это было, а вот картофель… Зима холодная была, много его поморозило. А без картошки рабочему человеку, известное дело, труба. Пришлось в район$7

Потом Лёва об этом нам так рассказывал:

«…Устал я зверски, сплю без задних ног. Сплю и просыпаюсь на рассвете от страшного шума. В чем дело? Оказывается, эта пижонская река уже несется, как угорелая! Кроме этого, я еще вижу на дороге пустой грузовик и его шофёра, который стоит на берегу, смотрит на реку и чешет в затылке. Я вылез из кабины, подхожу, спрашиваю:

«Чешешься?»

«Чешусь», — отвечает.

«Надо было раньше чесаться», — говорю.

А он смотрит на картошку в моей машине, и глаза у него при этом такие печальные, как у распятого Христа на картине известного художника Микеланджело.

«У нас, — говорит, — в «Молодежном» картошка кончилась. Зима холодная была, много ее поморозило».

А я молчу. А он говорит:

«На меня люди надеялись. Учительница сказала: ты хоть для детсада привези в первую очередь…»

А я молчу. А он махнул рукой и пошел к своей пустой машине.

А я сказал:

«Эй, Христос, слушай сюда. Ты знаешь Лёву Королевича?»

«Нет, — говорит, — не знаю».