Читаем Франц Кафка не желает умирать полностью

В момент передачи письма ей не надо портить впечатление, сообщая, о чем оно, потому как сам Франц рассчитывал на эффект неожиданности. «Мне кажется, отец не любит сюрпризов», – сказала она. На что сын ответил, что он не любит неприятных сюрпризов. «Ты… ты уверен, что поступаешь правильно?» – смущенно прошептала она, в ужасе от того, что от нее сейчас требовали. Идея дать прочесть мужу письмо почти на сотню страниц, притом что он в жизни не читал ничего кроме утренней газеты да бухгалтерских отчетов по вечерам, казалась ей гротескной. Стараясь ее успокоить, он нежно положил на руку матери ладонь и выразил убежденность в том, что отец не останется равнодушным к этим строкам и сумеет осознать всю их важность. Ей надо произнести одну-единственную фразу: «Это написал твой сын». А если отец выкажет раздражение, вздохнет и возденет к небу взор, что вполне предсказуемо, потому как они все хорошо его знают, ей придется задействовать весь свой дар убеждения. Пробежав глазами первые строки, отец уже не сможет остановиться. В этом она может положиться на него. «Ну раз для тебя это так важно…» – едва слышно пролепетала мать. Франц обнял ее, прижал к себе, будто лишая последней надежды, объяснил, что должен срочно бежать в страховую компанию, и с победоносным видом откланялся.

Как только за ним затворилась дверь, в комнате вновь повисла тишина. «Смотри, снег больше не идет», – через какое-то время проронила мать. Снегопад и в самом деле прекратился. «Ладно, – сказала она, вставая со стула, – жизнь на этом не кончается, у меня к ужину ничего не готово». И с подавленным видом ушла на кухню. Несколько мгновений спустя пару раз звякнули снимаемые с плиты кастрюли, послышался перестук тарелок, которые чья-то рука громоздила друг на друга. Через пару минут мать бросила ей:

– Оттла, отдашь пакет обратно брату. И не тяни, отец может нагрянуть в любую минуту и тут же его увидит.

Из-за яркого июньского солнца, заливавшего комнату своими ослепительными лучами, она задернула шторы. Потом вернулась на место и с тяжелым сердцем стала перечитывать страницы письма, разрываясь между ужасом и тоской.

Мои неоднократные попытки жениться, боюсь, я тоже не смогу объяснить. Проблема лишь в том, что от этого всецело зависит успех данного письма, ведь если, с одной стороны, в этих попытках я сумел объединить все, что во мне было хорошего, с другой – против меня единым, яростным фронтом выступили все качества, в моем понимании ставшие результатом твоего воспитания, такие как слабость, неуверенность в себе и чувство вины, встав на этом пути неодолимым препятствием… Сегодня у тебя есть все возможности ответить на многие вопросы касательно моих матримониальных поползновений, в частности о том, что ты делал: не мог уважительно относиться к моим решениям, в то время как я дважды разрывал помолвку с Ф., затем каждый раз возобновлял, а потом тщетно пытался вытащить вас с мамой в Берлин на свадьбу. Все это так, но каким образом я до этого дошел?

«В Берлин на свадьбу…» Перед ее мысленным взором вновь возникает несостоявшаяся церемония в роскошной берлинской квартире Бауэров, где Францу в присутствии двух семей предстояло надеть на палец Феличе колечко. Это бракосочетание должно было скрепить печатью многолетнюю пылкую переписку и положить конец разлуке двух влюбленных сердец, соединив их на всю жизнь. В ослепительном сиянии хрустальной люстры Франц нервно мерил шагами пышно убранные гостиные и коридоры, взгляд его блуждал, лицо замкнулось, весь вид предвещал близкую катастрофу. Будто приговоренный перед казнью. На это поразительное зрелище с негодованием взирали участники церемонии и гости. На их глазах событие, призванное чествовать самый прекрасный день в жизни, превращалось в драму. Свадьба окончательно расстроилась, и 14 июля 1914 года в отеле «Асканишер Хоф» виновнику нанесенного Бауэрам оскорбления был вынесен суровый приговор.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза