На христианском Западе с его теорией воскрешения из мертвых во время Страшного суда откапывание и препарирование тел имели серьезнейшие религиозные последствия. Отцы Церкви настаивали на том, что единство души и тела является непременным условием для существования после смерти не в виде призрака, и это убеждение подкреплялось церковной теорией о механизме воскрешения. Католические и многие протестантские трактаты настаивали на том, что «частицы, составляющие плоть каждого из нас» будут использоваться для восстановления «тождественной структуры, которую ранее разрушила смерть». Согласно их толкованиям, тело покойника должно храниться в целости, даже если оно полностью разложилось, ведь «частицы, составляющие плоть каждого из нас» будут готовы восстать из мертвых. Соответственно, вскрытие и расчленение плоти человека, произведенное при анатомировании, когда некоторые органы могут быть отделены и помещены в колбы, не только оскорбляло человеческое достоинство, но и ставило под угрозу перспективу вечной жизни жертвы.
Анатомы стали приравниваться к преступникам или даже к чему-то похуже. Даже законные вскрытия казались прегрешением перед религией и человечеством, но постоянная нехватка трупов означала, что студенты-медики, анатомы и их помощники были вынуждены становиться «похитителями трупов» – расхитителями могил, которые выкапывали тела и грабили покойницкие. Негодование общественности могло вылиться в бунты (см. текст в рамке на странице 128), а обоснованные и надуманные страхи перед анатомированием послужили толчком для развития «противоугонных» технологий, таких как укрепленные склепы и мавзолеи или патентованные свинцовые гробы. Это устройство, зарегистрированное в 1817 году, в том самом году, когда был создан «Франкенштейн», рекламировалось как «единственное спасение» от вторжения похитителей тел и сопровождалось предупреждениями о «хорошо известном факте того, что постоянно вскрываются сотни могил и усыпальниц». Логичным решением неудовлетворенного спроса на трупы стало повышенное их производство всеми возможными средствами, и на момент выхода третьего издания романа Мэри Шелли в 1831 году дело Бёрка и Хара 1828 года (см. текст в рамке ниже) еще оставалось в памяти публики. Ужасы «бёркизма», особенно при соучастии, как принято считать, доктора Роберта Нокса, резко изменили восприятие романа общественностью, и даже способствовали мрачному впечатлению от камео города Эдинбурга, который Виктор и Клерваль посетили по пути на Оркнейские острова в главе 19.