Франкенштейн. Запретные знания эпохи готического романа

За год до того, как Мэри Шелли начала создавать свой роман, немецкий писатель-романтик Э. Т. А. Гофман опубликовал «Магнетизера» – мрачную будоражащую повесть о прекрасной девушке, которая попадает на «магнетическое лечение» в руки магнетизера, но обнаруживает, что он подчинил ее своей воле, «управляя самыми сокровенными ее мыслями путем магнетизма». История заканчивается трагически. Демонический гипнотизер даже заставляет девушку падать замертво: некий Франкенштейн наоборот, способный отнять жизнь благодаря владению жизненными силами. Неизвестно, читала ли Мэри Шелли Гофмана: ее немецкий был не настолько хорош, чтобы читать книги в оригинале, но в рассказе об отдыхе на вилле Диодати говорится, что вся компания читала и обсуждала немецкие сказки, так что этого тоже нельзя исключать.

Обмен опытом

Со временем «Франкенштейн» оказался внутри дискуссии о месмеризме; в его художественных образах и метафорах чувствуется влияние месмеристов середины XIX века – это особенно заметно в театральных интерпретациях. Элисон Винтер в книге «Загипнотизированная: сила разума в викторианской Британии» писала: «Зрители часто вспоминали [ «Франкенштейна»], размышляя над темами, поднимаемыми месмеризмом». Она описывает афишу января 1846 года, рекламировавшую лекцию-представление, проведенную перед жителями Хаддерсфилда господином У. Ричардсоном. Афиша включала в себя впечатляющую иллюстрацию в виде молний, танцующих вокруг заостренных башен готического собора, и обещала показать зрителям электромагнитный двигатель, который придаст «видимость ЖИЗНИ МЕРТВОМУ ТЕЛУ».

ФРЕНО-МЕСМЕРИЗМ

Два похожих, как близнецы, движения протопсихологии неизбежно объединились в единый феномен: френомесмеризм. Примерно в 1843 году их приверженцы начали комбинировать два течения: френология обеспечивала руководство по идентификации и расположению умственных способностей, а месмеризм давал энергию для их «подзарядки». Люди, введенные в гипнотический транс, могли активировать и повышать свои френологические способности. Эдинбургский священник заставил свою загипнотизированную дочь молиться, «возбуждая» ее «френологический орган» богопочитания, и в исступлении разрывать на себе платье, когда он возбуждал ее деструктивную сторону. Аналогично некий ремесленник из Ноттингема, загипнотизировавший свою служанку, заставлял ее исповедоваться, воздействуя на ее орган совестливости.

Обучение монстра: теории когнитивного и перцептивного развития

Современное видение франкенштейновского монстра как огромного неуклюжего мутанта сформировалось на основе экранизаций романа. При этом такой образ совершенно противоречит тому, каков монстр в самом произведении, где автор изобразила его грамотным, тонко чувствующим и высокоинтеллигентным существом. В середине романа приводится подробный рассказ самого создания о его интеллектуальном и духовном развитии, рассказ, отражающий философские дебаты эпохи и современную психологию развития в интерпретации Мэри Шелли. Ее монстр представляет собой некое подобие воображаемой лаборатории для проработки взаимно противоречащих теорий познания. На самом деле его статус мысленного эксперимента – или, точнее сказать, целой серии мысленных экспериментов – является одной из причин считать роман первым истинно научно-фантастическим произведением.

Бумага и мрамор

Во времена Мэри Шелли в рассуждениях о познании и его развитии – выражаясь философскими терминами, в эпистемологии, изучении происхождения природы знаний, – преобладали дебаты между рационализмом и эмпиризмом. Рационализм, сторонником которого был Декарт, доказывал, что базовые строительные блоки знаний изначально присущи разуму и зависят только от ума человека, а не от внешнего мира. Эмпиризм, который отстаивал в своем сочинении «Опыт о человеческом разумении» английский философ Джон Локк (1632–1704), утверждал, что знания происходят исключительно из опыта и что разум познает все вещи через их отражения в органах чувств.