Гигантская рука поднимает из центра плато Лакшми базальтовую глыбу размером с Луну и сжимает её. Вспыхивает ослепительный свет, от которого мало защищает даже ку-сфера, и в следующий миг возникает бурлящая воронка, ревущий водоворот камней и пыли, всасываемых пылающей точкой новой сингулярности.
Город Амтор летит в неё падающей звездой.
Столб пыли поднимается в небо, скрывая последние остатки кровавого света. Горы Максвелла пляшут, словно обезумевшие животные. Вибрация дрожью отзывается в костях Миели, и она вздыхает, а Сюдян крепче сжимает её руку.
Водоворот разрастается, камни и пыль превращаются в раскалённую добела плазму, и воронка начинает светиться. Из ку-сферы это выглядит так, словно пылающая дрель вгрызается в плоть Венеры, высекая из-под коры причудливо меняющиеся слои компьютрониума. Ку-сфера пытается поддерживать своё заграждение в электромагнитном спектре и переключается на нейтринную томографию. Базальт и лава делаются прозрачными, словно стекло, и тогда становятся видны невероятные спирали вокруг эпицентра Бекенштейна, где мысль богов пронзила ткань пространства-времени.
Миели догадывается, что это скорее динамическое изображение, чем реальная картина происходящего, но ей всё равно. Она смотрит на причудливые образования вокруг нарождающейся чёрной дыры и жалеет лишь о том, что не обладает усовершенствованным восприятием, как гоголы Соборности.
Маленькое божество теперь окружает многогранная суперплотная оболочка. Поверхность под ногами уже не дрожит, а гудит, и, несмотря на все меры, принимаемые ку-сферой для погашения вибрации, у Миели стучат зубы.
– Теперь уже скоро, – шепчет Сюдян.
На мгновение объединив их скафандры, Миели крепко целует её.
– Спасибо, – благодарит она.
– За что?
– За то, что показала мне это.
– Не за что, – отвечает Сюдян. – И прости меня. Я хочу, чтобы это продолжалось вечно.
Она до боли сжимает руку Миели. А потом встаёт, ступает за пределы ку-сферы и пускается бегом. Миели пытается удержать её за руку, но в ладони остаётся только цепочка с драгоценными камнями.
Сюдян на мгновение оборачивается. Она колышется в информационном потоке, лицо расплывается белыми завитками, словно сливки в чашке кофе.
Миели кричит, но её голос слишком слаб по сравнению с оглушительным рёвом умирающего города.
И происходит взрыв. Неустойчивое равновесие обеспечивало поле Хиггса, так что чёрная дыра несколько минут балансировала на грани нестабильности, пока программные суперпотоки под горизонтом событий отчаянно строили искусственную вечность. Взрыв выплёскивает все мысли, рождённые в этом аду, и целая гора мгновенно преобразуется в излучение Хокинга.
Ку-сфера стонет от перегрузки, её оболочка становится мутной и рассыпается, но скафандр Миели выдерживает ударную волну. Базальт содрогается под ногами. Белое пламя швыряет её на наковальню скалы под молот гравитации.
Последнее, что она видит, прежде чем лишиться сознания, – это сигнальный луч «Перхонен» с орбиты и огненную трещину, раскалывающую поверхность Лакшми издевательской усмешкой.
Миели парит в состоянии лёгкой эйфории, которая смягчает голубые блики, пляшущие перед глазами, и обжигающую боль в костях.
– Где Сюдян? – спрашивает Миели.
– Покажи.
– Покажи её!
Она возвращается в холодную реальность. Боль сводит с ума, но теперь Миели может видеть. Она лежит на спине, растянувшись на неровном базальтовом выступе. Уже почти стемнело: пылевые вихри застилают светящиеся облака. Осторожно скользят тёмные силуэты зверей фон Неймана. Плато Лакшми больше не существует – на его месте образовался невероятно гладкий кратер из незнакомого вещества.
Миели медленно приподнимается и видит, что за ней наблюдает парень с седыми волосами.
Насколько она может судить, на нём нет ни скафандра, ни каких-либо других средств защиты. Парень сидит на горячем базальте, прислонившись спиной к скале.