Фрактальный принц

Толпа гулей, словно по команде, подхватила её и куда-то понесла. По пути девушка ударилась головой о горячую стену надгробия. Но прежде чем погрузиться в темноту, она ощутила поднявшие её песчаные руки.

– Кто ты и что здесь делаешь? – услышала она голос, как только очнулась.

В полной темноте светилась только мыслеформа джинна – лицо, состоящее из крохотных тусклых огоньков.

Что она могла ответить? Что выросла в отцовском дворце на Осколке Гомелеца. Что едва ей исполнилось восемь, как Крик Ярости унёс её мать.

Что она нередко убегала от своих наставников-джиннов: имея склонность к древним языкам, она выучила много тайных слов, которые сбивали их с толку.

Что после того как её сестра отправилась к сплетателю, чтобы стать мухтасибом, она почувствовала себя совсем одинокой. Она страстно хотела слушать запретные истории, хотела встречать возвращающихся из пустыни охотников за сокровищами, разговаривать с гулями и старыми джиннами из Города Мёртвых. А вместо этого отец отдал её Вейрацу.

– Меня зовут Таваддуд, – произнесла она. – Спасибо, что спас меня.

Склеп был очень маленьким, всего лишь крохотный закуток между гудящими машинами, которые вмещали разум джинна, в грубой бетонной постройке, возведённой гулями. Пол усыпан песком. Единственный источник света – лицо джинна.

– А, так ты та, кого ищут Кающиеся? – спросил джинн. Голос у него был мягким и робким, но вполне человеческим. – Ты должна уйти.

– Я уйду, – пообещала Таваддуд, потирая виски. – Мне только надо немного отдохнуть. Обещаю, утром я уйду.

– Ты не понимаешь, – сказал джинн. – Я не тот, с кем ты могла бы провести ночь. И это неподходящее место для таких, как ты.

– Я не боюсь, – отозвалась она. – Ты не можешь быть хуже Кающихся. Или моего мужа.

Джинн рассмеялся, как будто пламя, разгораясь, зашипело и стало потрескивать.

– Ах, дитя, ты ничего не понимаешь.

– У тебя есть имя? – спросила Таваддуд.

Огоньки в его лице затрепетали.

– Когда-то меня звали Зайбак, – ответил джинн. – Ты рассмешила меня. За это можешь остаться здесь и отдохнуть, ничего не опасаясь.

Вот так девушка, которая любила монстров, стала жить в склепе джинна Зайбака в Городе Мёртвых. Она довольствовалась скудной пищей и проводила долгие дни, восстанавливая надгробия вместе с гулями и другими слугами джинна. Она сделала более уютным склеп Зайбака, украсив его ковриками и подушками, свечами и глиняными кувшинами.

На её вопросы о Зайбаке другие джинны отвечали только шёпотом.

– Он мечтает умереть, – сказал один гуль. – Он устал. Но в Городе Мёртвых нет смерти.

Но когда они были вместе, Зайбак не говорил о смерти. Вместо этого он отвечал на все её вопросы, даже на те, которых не хотели слышать её наставники-джинны.

– Как выглядит пустыня? – спросила Таваддуд однажды вечером. – Я всегда хотела пойти и посмотреть, так, как поступают муталибуны.

– Наша пустыня совсем не такая, какой видят её муталибуны. Пустыня полна жизни, в ней текут реки мыслей и растут леса памяти, стоят замки историй и снов. Её даже нельзя назвать пустыней.

– А почему же ты пришёл сюда? Почему джинны приходят в Сирр?

– Ты не представляешь себе, что значит быть джинном. Нам всегда холодно. Нет виров, нет плоти. Но мы помним свои тела: они чешутся, болят и страдают. Конечно, есть ещё атар, но это совсем не то. Здесь, по крайней мере, теплее. А мы тоскуем по теплу.

– Если всё так ужасно, почему ты не возьмёшь к себе кого-то из гулей, как делают другие? Почему ты живёшь один?

На это джинн ничего не ответил. Он покинул склеп, направил куда-то свой разум, и той ночью Таваддуд заснула в одиночестве и в холоде.

Через несколько ночей Зайбак вернулся. Таваддуд зажгла свечи и украсила склеп. Она помылась в баке с прохладной водой и пальцами расчесала спутанные волосы.

– Расскажи мне историю, – попросила она.

– Не расскажу, – ответил Зайбак. – Ты сошла с ума, раз просишь меня об этом. Тебе пора вернуться к своей семье.

– Я не понимаю, за что ты себя наказываешь. Расскажи мне историю. Я хочу этого. Я хочу тебя. Я видела, как изменилась моя сестра. Она никогда не остаётся в одиночестве. Ты мог бы жить во мне. И тогда тебе больше не пришлось бы мёрзнуть.

– Всё совсем не так. Стоит тебе ко мне прикоснуться, и ты возненавидишь меня.

– Я не верю тебе, Зайбак. Ты хороший. Я не знаю, что, по твоему мнению, ты сделал, но уверена, что была бы счастлива стать частью тебя.

Зайбак долго молчал, так долго, что Таваддуд решила, будто он рассердился и опять исчез и уже никогда не вернётся. Но потом он неторопливо, как настоящий рассказчик, начал говорить.

ИСТОРИЯ О ЗАЙБАКЕ И ТАЙНЕ

В молодости у меня было тело. Я жил в городе. Теперь уже трудно его вспомнить. Но каждое утро мне приходилось ездить на поезде. Я помню, как он покачивался. Помню, что внутри пахло людьми, кофе и пирожками. Ещё помню, как размышлял, что легко могу представить себя кем-то другим: татуированным парнем в голубой спортивной куртке или девушкой, склонившей голову над пьесой и вслух повторяющей строчки. Достаточно было всего лишь на мгновение поймать взгляд человека.