Фрактальный принц

Я хорошо помню этот поезд, но не помню, куда он шёл.

И я помню, когда всё рухнуло. С неба попа́дали дроны. Здания, словно разбуженные животные, сдвинулись со своих фундаментов. Вдали слышался грохот, космические корабли, пытаясь скрыться, поднимались ввысь.

А потом была целая вечность холода и темноты.

Когда я пробудился ко второй жизни, мне потребовалось много времени, чтобы к ней приспособиться. Я должен был сдерживать себя, чтобы не погрузиться в мозги химер, и смотреть яркие сны, чтобы не сойти с ума. Я создал себе сон-поезд, где мог принимать облик других людей. И он, покачиваясь и постукивая, нёс меня сквозь годы.

Однажды в этом поезде мне встретился Принц-цветок.

Он стоял, слегка отклонившись назад и держась рукой за жёлтый поручень под потолком. На нём был голубой бархатный пиджак с цветком на лацкане. На лице усмешка.

– Зайбак, что ты здесь делаешь, совсем один? – спросил он.

Я подумал, что это сон, и рассмеялся.

– Неужели лучше пробовать на вкус рухов и химер, как мои собратья? – отозвался я. – Я предпочитаю смотреть сны.

– Сны – это хорошо, – заметил он, – но однажды тебе придётся проснуться.

– И стать бесплотным разумом в пустыне? Чтобы меня поймали муталибуны, посадили в кувшин и отдали в услужение жирным господам и госпожам Сирра, которые будут забавляться, пока не соизволят меня отпустить? – спросил я. – Любой кошмар лучше такой участи.

– А что если бы я научил тебя, как завладевать их жирными телами? – поинтересовался он, насмешливо сверкнув глазами.

– Как же это сделать?

Он обнял меня за плечи и прошептал на ухо:

– Я открою тебе тайну.

Позволь мне открыть её тебе, Таваддуд, чтобы мы могли стать единым целым.

Было время, когда девушка, которая любила монстров, и Зайбак жили почти как карин и мухтасиб, более того, она не была ни его повелительницей, ни его рабыней. Они вместе искали укромные места, ходили по Городу Мёртвых и тайным тропам Бану Сасан.

На некоторое время они стали новым существом. Когда Таваддуд смотрела, как на крыши склепов падает дождь и от них поднимается пар, казалось, будто Зайбак видит это впервые.

Однажды в Город Мёртвых пришёл человек по имени Кафур. Когда-то он был высоким и красивым, но теперь прихрамывал и ходил, закутавшись в балахон и надвинув на голову капюшон.

– Я слышал, что здесь появилась женщина, которой удалось приручить Аксолотля, – обратился он к гулям.

Те пошептались и проводили его к Таваддуд.

Она с улыбкой предложила ему чашку чая.

– Слухи, без сомнения, весьма преувеличены, – сказала Таваддуд. – Я просто бедная девушка, которая живёт в Городе Мёртвых и служит джинну за то, что он предоставил ей кров.

Кафур смотрел на неё, почёсывая короткую бородку.

– Что ж, и тебе этого достаточно? – спросил он. – Я знаю, ты из хорошей семьи и привыкла к лучшим условиям, чем здесь, в склепе. Если ты пойдёшь со мной, я покажу, как может жить в Сирре женщина, способная заставить джинна выполнять её желания.

Таваддуд покачала головой и отослала его прочь. Но, раздумывая над его словами – и её мысли смешивались с мыслями Аксолотля, – она поняла, что скучает по обществу людей, по тем, кому не приходится жить в склепах и чьи прикосновения не напоминают песчаный ветер. Та её часть, что была Зайбаком, говорила, что надо было принять предложение. А та часть, что была Таваддуд, отвечала, что никогда не покинет его. Но, возможно, всё было и наоборот.

Однажды утром она сказала Зайбаку, что видела во сне поезд.

– Ты превратишься в меня, – произнёс Зайбак. – Я слишком стар и силён.

– Да, ты ведь мой огромный джинн, мой ужасный Аксолотль, – поддразнила его Таваддуд.

– Да, я Аксолотль.

После этих слов Таваддуд замолчала.

– Я думала, он просто насмехался над тобой, – прошептала она наконец.

– Я рассказал тебе, что украл моё первое тело. Я явился в Сирр из пустыни и практически завладел им.

Таваддуд закрыла глаза.

– Мой дед помнил ту ночь, когда пришёл Аксолотль, ночь гулей, – начала она. – Он говорил, что это походило на чуму. Она распространялась вместе с шёпотом. Улицы были заполнены людьми с пустыми глазами, безумцы резали собственную плоть, жадно ели, занимались любовью.

– Да.

– В конце концов гулей подняли на Осколок Соареца. Мужья взяли своих жён, которых больше не узнавали, матери взяли детей, которые разговаривали странными голосами, и всех их прогнали вниз, в пустыню.

– Да.

– Кающиеся начали охотиться за историями. Сказать неправду означало смерть.

– Да. – Зайбак немного помолчал. – Мне хотелось бы заявить, что я не желал этого. Что я был опьянён ощущением плоти, что потерялся в многочисленных сплетениях и не понимал, что делаю. Но это было бы ложью. Я был голоден. И я всё ещё голоден. Если ты останешься со мной, Таваддуд, твои мысли станут моими мыслями. Ты этого хочешь?

– Да!

Нет, ответила одна из её половинок, но Таваддуд не знала которая.

Она проснулась в холодном и тихом склепе и уже не могла понять, о чём напоминал ей клубящийся над крышами после утреннего дождя пар. Она сидела, пока солнце не поднялось до середины неба, и пыталась вспомнить тайну Принца-цветка, но она исчезла вместе с Зайбаком-Аксолотлем.