Fox in the Screen (СИ)

«Ещё одна! И как вы мне прикажете надеть ЭТО на то, чего нет, идиоты?!» — Сакура впервые за долгое время зарделась, залпом выпила саке и встала. Хмель резко ударил в голову.

— При всех делать этого не собираюсь, уважаемые. Больно я стеснителен, кто хочет помериться, кхм, мужским достоинством, на днях прошу в осэн*! Там я приму любой вызов.

От такого заявления хихикающий Окита даже икнул, уставившись Куран. Выглядела она до чертиков грозной. Молчание прервал восторженный возглас Саноске:

— Вызов принят!

========== Глава 13 ==========

Блики тусклого света играли на стенах, плавно перетекая на пол, ложились мазками на тело Харады. Саяра смотрела на шрам, полосой тянувшийся по подтянутому, крепкому животу мужчины, и в голове ее стаей разномастных зверей бродили мысли. Харада это видел, но ему было слишком хорошо, чтобы спрашивать — по тонкому льду без крайней нужды ходить нечего, если ты не самоубийца, которому мир опостылел. А сейчас это был именно тонкий лед. Саяру давно что-то беспокоило, и Харада знал, если не захочет — не расскажет, даже угрожай он ей разрывом, что в его понимании было отнюдь не мужским поступком, а порочило честь.

Саяра осторожно провела кончиками пальцев вдоль шрама. Это была не единственная отметина от оружия на теле Саноске, но одна из самых значимых по причине своего происхождения.

— Он тебя пугает? — почему-то спросил Харада.

— Меня пугает не он, а причина, ко которой он появился на твоем теле, — ответила Саяра.

— Каждый по молодости совершает глупые ошибки.

— Ты свою таковой не считаешь.

— Отчасти, — лукаво улыбнулся Харада, а потом добавил, чуть погодя. — Шрамы неотъемлемая часть в становлении мужчины воином. Я уверен, что и у твоего брата их не мало. Ни разу не видел его… голышом, но уверен в этом.

— С чего вдруг такие слова о Сакур… Сакурае? Мне казалось, ты не особо его жалуешь.

— Это все постепенно сходит на нет, — честно признался Харада. — Я вижу, как он держит меч, как сражается. Самурай, который никогда не получал ран или не испытывал боли, не способен проявлять подобное мастерство. Это вызывает уважение. Но, признаться, меня немного напрягает то, что я о нем ничего не знаю. Практически ничего. Поэтому он все еще кажется мне мутным типом… хоть и сомнений поубавилось…

— Если подумать, то ты и обо мне ничего не знаешь, — Саяра села в постели и снисходительно посмотрела на Хараду.

Сверху вниз это всегда было удобнее — показать хотя бы взглядом, насколько однобоко он смотрит на их отношения. А, может, просто не хочет заходить с другой стороны, догадываясь в глубине души, что она ему не особо понравится. Поэтому слова тут бессмысленны. Харада далеко не глуп, но чаще делает, а потом думает. Большинство из его шрамов — прямое тому доказательство.

— Ты сама мне толком ничего не рассказывала, — Сано среагировал спокойно. Приподнялся на локтях, посмотрел в глаза Саяры. — Может, мне бы и стоило знать о тебе гораздо больше, чем ты поведала. Например, о твоем детстве, о том, почему Рензио-куна ты называешь братом…

— Мы с не… ним росли вместе. Пусть у нас и два года разницы, но мне порой кажется, что именно Сакурай старше. Наши отцы были друзьями, близкими друзьями и соратниками.

— Так ты тоже ребенок самурая? — удивился Саноске. — Я знал, что попала сюда, скрываясь от преследователей своего почившего мужа, но что ты из благородного рода, как и Рензио-кун.

Саяра покачала головой. Ей очень хотелось открыться Хараде полностью, ведь он это заслужил. Действительно заслужил. Но рассказать о том, что она происходит не просто из знатного рода, а из рода сильнейших оммёдзи[1], что ее предназначение было в другом с самого рождения — стать белым воином на границе между тем и этим миром, — означало подписать себе смертный приговор. Сегунат, у которого ее семейство некогда находилось во служении, считал ее род давно уничтоженным. Пусть так и будет. Она не могла рассказать, как ее семья попала в опалу по оговору, и как ей пришлось бежать. Она не могла рассказать и о Куран Сакуре, как о названной сестре, сестре по несчастью и в какой-то мере даже по оружию, потому что сразу раскроет Сакуру не только, как женщину среди мужчин, но и как ту, чей клан считается вырезанным до основания, выкорчеванным, как молодая и цветущая яблоня с единственным уцелевшим саженцем после. Саяра открылась Саноске лишь в одном — он не первый мужчина в ее жизни, которого она так сильно полюбила. Она рассказала про мужа, из-за которого ее начали преследовать, и почти не солгала. Саяра не могла сказать воину из Шинсенгуми, что была замужем за главарем банды, которая попортила кровь знатным вельможам.

Ее, как и Сакуру, мало волновала политика. Но так уж вышло, что по жизни пришлось в эту грязь окунуться. Слишком хотелось жить и дышать хоть чуть-чуть свободнее, больше не лишаясь близких людей, которые мрут как скот в чуму и голод.