Four Thousand Weeks: Time Management for Mortals

Все изменилось не в лучшую сторону, конечно. Но наряду с разрушениями, которые он принес, вирус изменил нас к лучшему, хотя бы временно и хотя бы в некоторых отношениях: он помог нам яснее осознать, чего не хватало нам до изоляции и на какие компромиссы мы шли, вольно или невольно - например, занимаясь работой, которая не оставляла времени на добрососедство. Нью-йоркский писатель и режиссер Хулио Винсент Гамбуто (Julio Vincent Gambuto) передал это чувство, которое я начал называть "шоком возможностей", - поразительное понимание того, что все может быть по-другому, в огромных масштабах, если только мы все вместе этого захотим. "То, что показала нам травма, - пишет Гамбуто, - невозможно не увидеть. В свободном от машин Лос-Анджелесе чистое голубое небо, поскольку загрязнение просто прекратилось. В тихом Нью-Йорке можно услышать щебетание птиц посреди Мэдисон-авеню. На мосту "Золотые ворота" замечены койоты. Это открыточные изображения того, каким мог бы быть мир, если бы мы нашли способ оказывать менее смертоносное воздействие на планету". Конечно, кризис также выявил недофинансированные системы здравоохранения, продажных политиков, глубокое расовое неравенство и хроническую экономическую незащищенность. Но и это способствовало ощущению, что теперь мы видим то, что действительно имеет значение, то, что требует нашего внимания, и что на каком-то уровне мы знали это все время.

Гамбуто предупреждает, что после окончания блокировки корпорации и правительства сговорятся, чтобы заставить нас забыть о возможностях, которые мы увидели, с помощью новых блестящих продуктов и услуг и отвлекающих культурных войн; и мы будем так отчаянно стремиться вернуться к нормальной жизни, что поддадимся искушению. Однако вместо этого мы можем сохранить ощущение необычности и сделать новый выбор в том, как использовать часы нашей жизни:

То, что произошло, необъяснимо невероятно. Это величайший подарок из всех, что когда-либо разворачивались. Не смерти, не вирус, а Великая Пауза... Пожалуйста, не отворачивайтесь от яркого света, бьющего в окно. Я знаю, что это больно для ваших глаз. Мне тоже больно. Но занавес широко открыт... Великое американское возвращение к нормальной жизни приближается... [но] я прошу вас: сделайте глубокий вдох, не обращайте внимания на оглушительный шум и глубоко задумайтесь о том, что вы хотите вернуть в свою жизнь. Это наш шанс определить новую версию нормы, редкая и по-настоящему священная (да, священная) возможность избавиться от дерьма и вернуть только то, что работает на нас, что делает нашу жизнь богаче, что делает наших детей счастливее, что заставляет нас по-настоящему гордиться.

Однако опасность любых подобных рассуждений о "главном" в жизни заключается в том, что они имеют тенденцию порождать своего рода парализующую грандиозность. Начинает казаться, что вы обязаны найти что-то действительно значимое, чем можно занять свое время, - бросить офисную работу, стать гуманитарным работником или основать компанию по космическим полетам, - или, если вы не в состоянии сделать такой грандиозный жест, сделать вывод, что глубоко осмысленная жизнь для вас не вариант. На уровне политики и социальных изменений возникает соблазн сделать вывод, что бороться стоит только за самые революционные, преобразующие мир дела - бессмысленно тратить свое время, скажем, на уход за пожилым родственником с деменцией или на волонтерство в местном общественном саду, пока проблемы глобального потепления и неравенства доходов остаются нерешенными. Среди представителей нью-эйдж эта же грандиозность принимает форму веры в то, что у каждого из нас есть некая космически значимая жизненная цель, которую Вселенная жаждет, чтобы мы раскрыли и затем выполнили.

Именно поэтому полезно начать этот последний этап нашего путешествия с грубой, но неожиданно освобождающей истины: то, что вы делаете со своей жизнью, не имеет большого значения - и когда речь заходит о том, как вы используете свое ограниченное время, Вселенную это абсолютно не волнует.

 

Скромная осмысленная жизнь