Форпост в степи

— Айда, — решительно поднялся Вайда. — Насколько правдивы твои слова, покажет жизнь. А мне неохота принимать смерть от казаков по ложному навету, если твои предсказания — не пустая брехня!

* * *

Возвращавшиеся из «самоволки» казаки подошли к воротам крепости.

— Слышь, Иван, а ты Захарку разом не видишь?

— Не-а, — озабоченно пожал плечами Иван Григорьев и толкнул ворота, которые оказались незапертыми.

— Ни хрена себе, — нахмурился Григорий Городилов и вошел во двор.

— Ты что–нибудь понимаешь? — почему–то перешел на шепот Григорьев, снимая с плеча ружье и взводя курок.

— Ничегошеньки, — прошептал Городилов, делая то же самое.

Казаки медленно обвели глазами весь крепостной двор.

— А вон у погребка и Захарка маячит. Вот айда и обспросим.

Они подошли к Евсееву, который застыл на скамейке в позе истукана, пяля бестолковые глаза куда–то поверх их голов.

— Захар, ты что? — тронул его за плечо Городилов.

— Доцен пуло, хайло бэц! — прокричал Евсеев и снова вперил бессмысленный взгляд в небо.

— Что он сейчас брякнул, ты понял? — не сводя с Захара удив–ленных глаз, не оборачиваясь, спросил Иван Григорьев.

— А хрен его знает, — пожал плечами Городилов.

— Поди–ка в погребку загляни. На месте ли цыган чертов?

Григорий Городилов быстро спустился по лестнице вниз и тут же

вернулся обратно.

— Пусто, как в моем амбаре, — озадаченно ответил Городилов.

— Знать, утек антихрист?

— Утек, значит, мать его через забор да об пол.

Казаки переглянулись и озадаченно, как по команде, почесали затылки.

— Может, колдовство? — предположил Городилов.

— И это зараз возможно.

Иван Григорьев схватил за грудки что–то бессвязно бормотавшего на непонятном наречии Захара и как следует встряхнул его:

— Ты, кутак собачий, чего торчишь у погребки, а не у ворот? Цыгана ты освободил?

— Кого? — таращил глаза ничего не понимающий Захар.

— А может, ему по морде треснуть? — спросил у Григорьева Го–родилов.

— Обожди, погляди, какой он, — воспротивился Иван. — Разве в эдаком состоянии что уразумеет?

— Кажись, брагой от него не прет.

— Доцен пуло, хайло бэц! — вновь отбрил их Евсеев по–цыгански и тут же пришел в себя. — Братцы?! Что это со мной?

— Сами бы знать хотели, — вздохнули казаки, переглянулись, перекрестились и дружно сплюнули через левое плечо.

24

— Любовь, — сказал капитан Барков, — истинная, всепобеждающая любовь должна быть сильнейшей страстью человека; она должна подчинить себе все иные желания, возобладать над всеми другими стремлениями. Но у меня любовь может стать такой лишь при условии, что она будет взаимной. — И он бросил нежнейший взгляд на утопающую в кресле Жаклин.

— Послушайте моего совета, Александр Васильевич, — сказала Жаклин. — Забудьте о любви. Что она такое? Мимолетный сон, длящийся неделю–другую. Вот и все ее радости. И разочарования, длящиеся всю жизнь, — вот возмездие за нее. Кто и когда знал истинную любовь и был счастлив? Истинная любовь всегда безответна или трагична…

Это был уже третий визит адъютанта губернатора к Жаклин, на который он напросился сам, утеряв надежду на приглашение. Он явился к француженке, чтобы поговорить, сам не зная о чем. Дело в том, что владевшие им чувства были ему внове, и он не мог в них разобраться. Жаклин же прекрасно понимала его состояние.

— А что делает вас счастливым, Александр Васильевич? — спросила женщина, приподнявшись. — В чем думаете найти счастье вы? Не станете же утверждать, что не ищете счастья? Я все равно вам не поверю. Этим поискам посвящена жизнь каждого человека.

— Вашему остроумию нравится изыскивать подобные вопросы? — спросил он, но получил лишь улыбку вместо ответа.

Жаклин была с Барковым очень ласкова, настаивала, чтобы он остался подольше. Когда они здоровались, женщина выразительно пожала ему руку, после усадила подле себя и шептала милые пустячки. А ее взгляд? Ясный, сверкающий, полный то веселости, то грусти, и всегда неотразимый. Какой человек с живыми чувствами, с горячей кровью и с сердцем, не закованным в тройную броню опыта, смог бы устоять перед этим взглядом?

— Ну, так что, капитан, вы выполнили мою просьбу? — спросила Жаклин, одарив Баркова своим неповторимым, жарким взглядом.

Капитан в недоумении посмотрел на нее:

— П-простите, прекрасная Жаклин. Но я, признаться, позабыл смысл вашей просьбы.

— Да вы еще, ко всему прочему, страдаете забывчивостью? — спросила лукаво француженка, сняла с груди брошь, повертела в руках и уронила ее на пол.

Капитан вскочил, чтобы поднять брошь. При этом он встал на одно колено. Но Жаклин оказалась проворней. Нагнувшись, она ловким движением подхватила брошь, а капитан Барков тем временем увидал точеную, ослепительной белизны шею француженки и вспыхнул.

— Подарите мне эту брошь, Жаклин, — попросил он.

— Только тогда, когда вы узнаете, живет ли в Оренбурге или где–то рядом человек по имени Архип и по фамилии Санков.

— Ах, вы вот о какой просьбе! — облегченно улыбнулся капитан и, оставаясь на коленях, протянул руку. — Брошь взамен на интересующие вас сведения!

— Сведения за брошь, — лукаво поправила его Жаклин.

— Пожалуйста…