Формула всего

– Вот это да, братья!

– А дыма сколько! Верно, банька у них там тоже есть!

– Не, дым этот не иначе как от колдовства. Колдун там едет!

– Такого страху натерпишься, пока ехать будешь – седой оттуда выйдешь!

– Как же оно едет-то, без лошадей, туда-сюда?

– Я слышал, есть повозки, которые без коней едут.

– А я слышал – ночью солнце видели!

– Поехать бы на таком! – вздохнул Перчик, когда последний домик скрылся из глаз и все стихло.

– Достойный цыган на лошади ездит, – поучительно сказал отец. – Никогда не поедет сам и не повезет свою семью на железяке, пока есть лошади!

Меня-то никто не спросил, что я думаю об этом, а я подумала, что отец никогда не разрешит мне так поехать, а Драго бы позволил. И сели бы мы с ним в такой домик и покатили бы странствовать.

Глава девятая

Вернодыр тропинкатыр, со чиб, нанэ[59].

Деревня Мыльново считалась зажиточной: есть и церковь, и школа. Самогонщиков – один дом, и те гонят первач на совесть. Никто пока не травился. Только поп в Мыльнове подкачал. Звали его отец Назарий. Характера он был скверного, потому что в сорок лет неженатый. Никто за ним не следил. Он, по крайней мере, так думал и чудил, как душа просила, пока слухи о его проказах не дошли до карачуртского архимандрита. Отец Назарий со всеми положенными епитимиями тут же был отослан в Галупшин скит, где с вином было строго, а из женщин – одни нарисованные Марии. Освободившееся место занял батюшка Тимофей. Прибыв с казенной оказией, он осмотрел церковь, познакомился со старостой, истопил баньку, а с утра пораньше пошел на охоту и добыл кабанчика. Вовка Силантьев, повстречавший попа на зиловских гатях, был ошарашен его вопросом: «А кто у вас, голубчик, на медведей ходит? Я бы с охотой дуэт составил! Только я ружей не признаю. Это нечестно. А вот рогатина!..» «Лихой священник!» – решили все. Попадья, та вообще перед мужем стелилась как половик и старалась упредить все его желания, прежде чем у «любимого Тимоши» в очередной раз возникнет идея испробовать, крепко ли держатся косы у нее на затылке. «Лютый да милый, – секретничала попадья с мельничихой. – И хорошо. Он лучше знает, как надо». В общем, к новому батюшке все долго присматривались, а потом полюбили.

Семен Шерстобитов, деревенский учитель, завернул к попу для знакомства одним из первых. Отец Тимофей как раз уплетал жареную свинину. Поразительным было не то, что батюшка кусал румяное мясо с ножа длиной с ослиное ухо, а то, что, согласно православному календарю, шел девятый день Великого поста и уж кто-кто, а священнослужитель должен был с ним считаться. Учитель задумался: «Странный поп», а отец Тимофей, ни капельки не смущаясь, пригласил разделить с ним трапезу.

– Больным и странствующим можно? – испытующе спросил Шерстобитов, кивнув на жаркое.

– Все ешь – только людей не ешь, – серьезно ответил отец Тимофей и достал из-под стола склянку с вонючим, но отменным самогоном. – По лампадочке?

Такой поп – самостоятельный и решительный – Шерстобитову понравился. Оба быстро прониклись другу к другу доверительным мужским интересом, и отныне светское образование в Мыльново шагало в одной упряжке с религиозной проповедью. Поп рассказывал в церкви, что Земля имеет форму шара, а учитель на уроках говорил, что без Бога человек – калека, но у каждого свой путь к вере. Иначе она ничего не стоит. Если бы Мыльново находилось поближе к столице, очаг вольнодумства ликвидировали бы на три счета, но в провинции на многое смотрят сквозь пальцы.

Драго и Какаранджес вошли в деревню перед закатом.

– Эй, кучерявый! Ты чего здесь ищешь? – обратился к путникам бородатый мордоворот, который, присев на крылечке, точил косу.

– Какой тут у вас шерстобитовский дом, не скажешь? – спросил цыган.

– Зачем тебе? Шерстобитов коней не держит, – бородач демонстративно наклонился к косе. Других комментариев от него не дождались.

Какаранджес краем глаза заметил, что хозяйка соседней избы, увидав чужаков, загнала детей за забор. «Плохая деревня, где цыган так боятся. Могут избить от страха», – рассудил коротышка.

Они двинулись дальше. У колодца Мыльново загибалось буквой «Г». Здесь их атаковал жирный белоперый гусак. Вытянув шею параллельно земле, он хотел с разбега щипануть коротышку, но тот ловко пнул его по оранжевому клюву, и гусак отскочил.

На учительский дом они напоролись методом тыка.

– Народ! – позвал Драго через калитку, но вместо народа навстречу им кинулся цепной пес. В окошке дернулась занавеска. Из глубин огорода показалась стройная девушка лет двадцати. У нее были красивые карие глаза, а губы – пухлые, темно-багровые; переспелая вишня и то бледнее! Любой, кто увидит, – сорвать захочет!

– Шерстобитов-учитель не здесь живет? – спросил цыган с самым учтивым видом.

«Красавчик… Повезло кому-то», – подумала девушка, а вслух сказала:

– Заходите.

Какаранджес с опаской покосился на пса.

– Не бойся. Он только воров кусает, – улыбнулась кареглазая.

– А вы дочка учительская?!

– Жена.

У коротышки вытянулось лицо. Драго тоже удивился, но вида не подал.