Forever is not enough (СИ)

Комнатка, в которую их поселил Фалон’Дин, словно назло оказалась самой маленькой из всех гостевых апартаментов. Все еще обиженный эванурис желал показать магу свое скверное настроение посредством нанесения ответной обиды. Обычная в этих кругах практика. Дикарка молчала, ожидая, когда эльф начнет рассказ. Она по сторонам не смотрела: интерьер интересовал ее мало.

– Ну же… Расскажи, как все прошло, Фен’Харел, не заставляй меня ждать еще дольше, – попросила она.

– О, Эллана, ты как маленький ребенок, ждущий от меня шоколадку, – шикнул эльф, запирая дверь.

– Речь идет о жизни моего брата! – крикнула девушка, раздражаясь от такого отношения. – Не нужно скрывать от меня…

– Помолчи.

А интерьер стоил того, чтобы его рассмотреть. Здесь не было сов, что могло удивить уже привыкшего к их присутствию гостя. Только темно-фиолетовые стены, аскетично смотрящие друг на друга. Огромное окно во всю высоту сейчас все равно было темным, на длинном столе виднелись засаленные подсвечники, но ни одной свечи в них не было. Кровать была узкой, но матрас – мягким, и Эллане, и Фен’Харелю это даже нравилось, ведь всю ночь им предстояло обниматься.

– Я не смог договориться, Эллана, сделки не получилось, ничего не получилось.

– Ты врешь мне.

Она и не думала его обмануть. Дикарка, подслушавшая большую часть разговора, знавшая, на каких условиях должна была быть заключена сделка, не собиралась лукавить. Пусть соглашается на пари, на отвратительное условие Фалон’Дина, на что угодно. Маг отвернулся от нее, взгляд его был направлен к окну. Говорить не хотелось, но тишина пугала и раздражала эвануриса куда сильнее, чем звук собственного голоса.

– Я все слышала, – говорила девушка. – Почему ты не согласился, Фен’Харел? Ведь это всего одна ночь, если сравнить ее с… С целой жизнью.

Внутри эльфа шла борьба. Жестокая битва между полярно разными чувствами. Благородство, сочувствие и жалость проиграли не то ревности, не то жадности или детскому нежеланию делиться. Маг развернулся к Эллане, хотел прижать ее к груди, чтобы чувствовать девчонку ближе, но та отступила назад. Комнату, в которую их поместили, нельзя было назвать отвратительной, но что-то мага все равно отталкивало. На стене он заметил картину, выполненную с бездарным копированием сложной техники, рама на ней была богатой на золотые кружева, но ветхой, а на самом краю виднелась полоса пыли. И почему он вдруг подумал об этом?

О, дикарка могла сказать многое, в груди ее бушевала гроза, молнии освещали скрытые за ребрами страхи. Ей не хотелось ложиться под подлого эвануриса, но хотелось спасти жизнь брата. И если за это от нее просят лишь закрыть глаза и потерпеть, лишь вытравить из памяти позорный эпизод соития, сделать вид, будто ничего не произошло, она не станет возражать. Пусть случится то, что случится, лишь бы Шартан не пострадал от беспечности его младшей сестры.

– Потому что ты моя, Эллана, и я не собираюсь с кем-то тебя делить, – ответил маг, жалея о своих словах, но не останавливаясь. – Потому что ты принадлежишь только мне… Понятно тебе, дитя? Так понятно?

Наверное, он не смог бы произнести эти слова, не выпив пару бокалов задолго до скверно повернувшегося диалога. Дикарка не сразу осознала услышанное, все это казалось ей только гадким сном. Она отдала сердце эванурису, она возлегла с ним по собственной воле, решив, что у него совсем иная душа, другие помыслы. Но теперь, когда пыль спала, туман осел, она видела его в полный рост, она понимала, кто стоит перед ней. Маг. Хозяин. Поработитель.

Слезы полились из ее глаз тонкими ручейками. Капля за каплей. Если раньше она стеснялась проявления чувств, сейчас скрывать их не стала. Эллана смотрела магу в глаза, смотрела за тем, как меняется выражение его лица. Слезы падали на ее платье, стекая по щекам, слезы делали ткань темнее, слезы не делали ее жалкой, Эллана была трогательной. Эльфийка подняла ладонь, собираясь стереть их, но тут же опустила руку, опустила глаза в пол. Она не могла сделать вдох.

– Мне понятно. Ваша рабыня, которую вы не хотите ни с кем делить… Да, господин… Это понятно.

«Господин». Как больно может бить это слово. Эванурис сделал шаг навстречу девушке, намереваясь обнять ее, но почему-то остановился. Сердце колотилось в груди, било мага за сотворенное действо. Сказанного не вернешь назад, время не отмотать. Эллана закусила губу, чувствуя, что вот-вот закричит от боли. Ее брат – в рабстве, ее гордость – сломана, а ее чистая и искренняя любовь – только выдумка наивной девчонки, фикция, сказка. Да, некоторые молодые эльфийки из ее клана влюблялись в плохих парней, бездельников и хулиганов, теряли головы и попадали в беды, но Эллана… Эллана обошла всех. Вот, почему она теперь особенная?

– Могу я прогуляться перед сном, господин? – спросила дикарка тихо, стараясь вернуть голосу спокойствие.

– Прошу тебя, Эллана, – ответил Фен’Харел. – Не нужно так. Я… Я не хотел этого говорить, я имел ввиду не то.

Не хотел, но сказал. Сказал.

– Могу, господин?