Читаем Флибустьеры полностью

Слушатели пришли в бешеный восторг. Исагани расцеловал Сандоваля, другие тоже бросились его обнимать; слова "родина", "единство", "братство", "верность" были у всех на устах; филиппинцы говорили, что, будь все испанцы такими, как Сандоваль, и на Филиппинах все были бы Сандовалями. Глаза у Сандоваля сверкали, никто не сомневался, что, если бы в эту минуту ему бросили перчатку, он вскочил бы на коня и помчался бы сражаться за Филиппины. Но Пексон опять обдал всех холодной водой:

- Славно, Сандоваль, славно! Если бы я был испанец, я тоже произносил бы такие речи, но, увы, я не испанец, и скажи я вдвое меньше того, что вы сказали сейчас, вы первый назвали бы меня флибустьером.

Сандоваль уже открыл рот, чтобы произнести протестующую речь, но ему помешали.

- Добрая весть, друзья! Добрая весть! Победа! - воскликнул, входя в комнату, высокий юноша и бросился обнимать всех подряд.

- Добрая весть, друзья! Да здравствует испанский язык!

Гром рукоплесканий был ему наградой; студенты обнимались, на глазах блестели слезы. Один Пексон по-прежнему скептически улыбался.

Принесший добрую весть и был Макараиг, который стоял во главе движения.

Макараиг занимал в этом доме две роскошно обставленные комнаты, имел собственный выезд и держал слугу и кучера. Красивый, статный, с изысканными манерами, он щегольски одевался и был очень богат. Право он изучал лишь для того, чтобы иметь ученую степень, однако слыл прилежным студентом и в искусстве схоластического спора не уступал самым заядлым казуистам из университетской братии. Вместе с тем он старался не отставать от века, усваивать новые идеи и взгляды; располагая деньгами, он раздобывал все книги и журналы, какие проходили через цензурные рогатки. Не удивительно, что эти качества, да еще репутация храбреца, удачливого дуэлянта и щедрость, проявляемая с умом и тактом, сделали его человеком влиятельным среди товарищей, и именно он был избран возглавить столь нелегкое предприятие, как Академия испанского языка.

Наконец утихли первые излияния восторга, всегда особенно бурные у молодежи, ибо она видит все в розовом свете, и посыпались расспросы.

- Нынче утром я видел отца Ирене, - с таинственным видом сообщил Макараиг.

- Да здравствует отец Ирене! - воскликнул какой-то энтузиаст.

- Он-то и рассказал мне, что произошло в Лос-Баньос, - продолжал Макараиг. - Обсуждали наш вопрос чуть не целую неделю; отец Ирене поддерживал нас и защищал от всех, - он выступил против отца Сибилы, отца Фернандеса, отца Сальви, генерала, секретаря, ювелира Симоуна...

- Ювелира Симоуна? - перебил один из студентов. - С какой стати этот еврей вмешивается в дела нашей страны! А мы еще покупаем у него, помогаем ему наживаться...

- Тише! - зашикал другой, которому не терпелось узнать, как это отец Ирене одолел столь грозных противников.

- Против нашего проекта выступали даже крупные чиновники - директор администрации, начальник полиции, китаец Кирога...

- Китаец Кирога? Этот гнусный сводник...

- Да замолчи ты!

- Проект хотели уже положить под сукно и замариновать еще на многие месяцы, но тут отец Ирене вспомнил о Высшей комиссии по начальному образованию и предложил, чтобы проект, поскольку в нем говорится о преподавании испанского языка, рассматривался этой комиссией, которая и вынесет решение...

- Но ведь комиссия эта давно бездействует, - заметил Пексон.

- Именно так и ответили отцу Ирене, - продолжал Макараиг. - А он возразил, что как раз представляется удобный случай ее возродить. Воспользовавшись присутствием дела Кустодио, одного из ее членов, он предложил не откладывая создать особую комиссию во главе с доном Кустодио, чья энергия всем известна. Проект передали дону Кустодио, и он обещал разобраться в течение этого месяца.

- Да здравствует дон Кустодио!

- А что, если дон Кустодио будет против? - спросил пессимист Пексон.

Весть, что проект не сдали в архив, так обрадовала всех, что об этом никто не подумал. Все уставились на Макараига - что скажет он?

- То же самое спросил и я у отца Ирене, а он, с этакой хитрой улыбочкой, мне ответил: "Мы много успели, мы добились создания комиссии, противник вынужден принять бой... теперь надо только повлиять на дона Кустодио, чтобы он не отступил от своих либеральных убеждений и изложил дело в благоприятном свете, - тогда победа за нами; генерал держится нейтрально".

Макараиг перевел дух.

- А как на него повлиять? - с нетерпением спросил один из студентов.

- Отец Ирене посоветовал мне два способа...

- Китаец Кирога! - сказал кто-то.

- Э, что ему Кирога...

- Дать взятку!

- Вздор! Он кичится своей неподкупностью.

- А я знаю! - осклабился Пексон. - Танцовщица Пепай.

- Верно, верно! Танцовщица Пепай! - подхватило несколько голосов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза