Читаем Флибустьеры полностью

Товарищ взглянул на Исагани с ужасом, как на человека, решившего покончить с собой, и поспешно удалился.

- Бедный юноша! - пробормотал отец Фернандес, и на глазах у него проступили слезы. - Я завидую иезуитам, воспитавшим тебя!

Отец Фернандес глубоко ошибался: иезуиты отреклись от Исагани, а когда вечером узнали о его аресте, заявили, что он их скомпрометировал.

- Этот юноша губит себя и вредит другим! Пусть все знают, что свои идеи он почерпнул не у нас!

И отцы иезуиты не лгали. Да, такие идеи внушает лишь господь бог и посредником ему служит природа!

XXVIII

СТРАХИ

За несколько дней до злополучной "пятницы прокламаций" Бен-Саиб, в порыве пророческого вдохновения, заявил в своей газете, что для Филиппинских островов образование гибельно, в высшей степени гибельно. Теперь наш писатель ходил задравши нос - наконец-то он посрамил своего противника "Горациуса", который дерзнул высмеять его, поместив в своей газете "Фейерверк" следующую заметку:

"Наш коллега из "Гласа" пишет:

"Для Филиппинских островов образование гибельно, в высшей степени гибельно!"

Согласны.

Уж давно "Глас" мнит себя представителем филиппинского народа; ergo, как сказал бы брат Ибаньес, если б знал латынь...

Но когда брат Ибаньес пишет, он превращается в мусулъманина*, а отношение мусульман к образованию известно.

Да будет тому свидетелем, как выразился один знаменитый проповедник, Александрийская библиотека!"*

И вот теперь вышло, что прав он, Бен-Саиб! Недаром он - единственная мыслящая личность на Филиппинах, единственный, кто предвидит события!

Известие о подстрекательских листках, обнаруженных на дверях университета, многим испортило аппетит, а коекому расстроило пищеварение. Встревожились даже флегматичные китайцы - они уже не решались сидеть у себя в лавках, как обычно, поджав погу, - видимо, боялись, что не успеют ее распрямить, когда придется убегать.

В одиннадцать утра, хотя солнце не свернуло со своего пути и его превосходительство генерал-губернатор не появился на улицах во главе непобедимых когорт, беспокойство усилилось: в заведение Кироги до сих пор не заглянул пи один из его завсегдатаев-монахов - без сомнения, это предвещало страшную катастрофу! Если бы солнце взошло не круглое, а квадратное, если бы на распятиях Христос оказался одетым в панталоны, Кирога и то всполошился бы меньше: он решил бы, что солнце - это лиампо, а сын божий - один из игроков в чапдики, которые часто остаются без рубашки. Но как понять, что не видно монахов как раз теперь, когда у него столько новостей!

По дружескому совету одного провинциала, Кирога еще накануне приказал не пускать в свои дома, где шла игра в лиампо и чапдики, никого из индейцев, кроме постоянных посетителей; будущий китайский консул опасался за деньги, которые там оставляют игроки. Распорядившись в случае опасности немедленно запереть лавку, он взял в провожатые солдата-ветерана и отправился в недальний путь к дому Симоуна. По мнению Кироги, было самое время пустить в дело спрятанные на его складе ружья и патроны, как задумал ювелир. Конечно, в ближайшие дни начнутся обыски, аресты, и тогда люди, у которых найдут оружие, с перепугу отдадут последнее! То был прием прежпих карабинеров: вначале подбросить в дом пачки контрабандных табачных листьев*, а затем сделать обыск: несчастные домовладельцы и раскошеливаются! Теперь ввоз табака разрешен, на чем же еще наживаться, как не на оружии!

Симоун, однако, никого не принимал и велел передать Кироге, что время действовать еще не наступило. Китаец направился к дону Кустодио спросить совета, надо ли вооружить служащих лавки, но дон Кустодио тоже не принимал: он разрабатывал проект обороны своего дома на случай осады. Тогда Кирога вспомнил о Бен-Саибе, но, застав журналиста вооруженным до зубов и увидав на столе, вместо пресс-папье, два револьвера, поспешно откланялся, вернулся домой и, сказавшись больным, лег в постель.

В четыре часа пополудни заговорили уже не только о прокламациях. Поползли слухи о сговоре между студентами и военными из Сан-Матео;* уверяли, что на банкете в китайской панситерии студенты поклялись захватить город, что у входа в гавань стоят немецкие корабли, готовые поддержать мятежников. И еще рассказывали, что группа молодежи отправилась в Малаканьянг*, якобы заявить о своей преданности Испании, но когда они хотели пройти к генералу, их задержали и у каждого нашли оружие.

Само провидение спасло его превосходительство, помешав сразу принять преступных юнцов: он был занят беседой с провинциалами, вице-ректором и отцом Ирене, приехавшим от отца Сальви. Если верить отцу Ирене, который под вечер навестил капитана Тьяго, эти слухи были недалеки от истины. По словам монаха, влиятельные лица советовали его превосходительству, воспользовавшись случаем, примерно наказать этих флибустьеришек, чтобы раз навсегда нагнать страху.

Отец Ирене в лицах рассказывал, как все было:

- Нескольких расстрелять,- говорил один, - да десятка два немедленно выслать под покровом ночи. Все недовольные вмиг присмиреют!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза