Читаем Флибустьеры полностью

Однако в последующие дни в газетах не появилось ни строчки о несчастной девушке, зато подробно сообщалось о том, сколько людей упало на улице, наступив на банановую кожуру и поскользнувшись; сам Бен-Саиб, видимо не найдя лучшей темы, поместил многословное описание циклона, который разрушил в Америке много селений и погубил свыше двух тысяч человек. Статья была написана высоким слогом, и между прочим в ней говорилось:

"Чувство милосердия, более свойственное нациям католическим, чем каким-либо иным, и мысль о сыне божьем, из милосердия пожертвовавшем собой ради спасения человечества, пробуждает в нас ("Sic") сострадание к себе подобным, и мы возносим мольбы к небу, чтобы наши острова, терпящие столько бедствий от циклонов, не постигла участь Соединенных Штатов!"

"Горациус" не упустил случая кольнуть соперника.

Также ни словом не обмолвившись об убитых и о замученной девушке, он ответил в своем "Фейерверке":

"После громких слов о милосердии и человечество брат Ибаньес, он же Бен-Саиб, молит бога только за Филиппины.

Впрочем, это понятно.

Ведь он не католик, он, как читатель помнит, мусульманин, а чувство милосердия более свойственно и т. д.

и т. д..."

XXIX

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО О КАПИТАНЕ ТЬЯГО

Talis vita, finis Ma [Какова жизнь, таков и конец (лат,)], Капитан Тьяго хорошо закончил жизнь, мы хотим сказать, что похороны были всем на удивленье. Правда, приходский священник заметил отцу Ирене, что капитан умер без покаяния, но почтенный монах насмешливо улыбнулся и, потирая кончик носа, ответил:

- Полноте, уж мне-то лучше знать! Кабы отказывать в погребении всем, кто умер без покаяния, мы разучились бы читать "De profundis" [Из глубин (лат.) - начальные слова заупокойной молитвы.]. Вы отлично знаете, что подобные строгости соблюдаются, лишь когда непокаякшййся не имеет гроша за душой. Но капитан Тьяго!..

А вам разве не приходилось хоронить язычников-китайцеи, да еще с заупокойной мессой?

Душеприказчиком капитан Тьяго назначил отца Ирене; свое имущество он поделил между обителью святой Клары, папой, архиепископом и духовными орденами, двадцать песо завещал бедным студентам. Последний пункт был вставлен по совету отца Ирене, слывшего покровителем учащейся молодежи. Пункт о двадцати пяти песо, предназначенных Басилио, капитан Тьяго вычеркнул из-за того, что в последние дни юноша недостаточно почтительно относился к нему. Однако отец Ирене восстановил этот пункт, заявив, что готов взять расход на себя, - так-де велит ему совесть.

На следующий день после кончины капитана в его доме собрались друзья и знакомые: они обсуждали весть о новом чуде. Рассказывали, что в самый момент кончины капитана Тьяго монахиням явилась его душа в ослепительном сиянии. Господь, видимо, даровал ейл спасение в награду за мессы, которые капитан заказывал, и за щедрые пожертвования. Никто не сомневался в истинности происшествия, его описывали во всех подробностях.

Капитан Тьяго, разумеется, был во фраке, щека, как обычно, оттопырена комком буйо, в руках трубка для курения опиума и бойцовый петух. Старший причетник, слушая эти речи, важно кивал головой и думал, что, когда он умрет, то душа его, верно, явится с чашкой белого таху - без этого бодрящего напитка он не мыслил себе блаженства ни на земле, ни в небесах. Говорили только о чуде - о прокламациях, конечно, никто не заикнулся. А так как среди пришедших оказалось немало игроков, то рассуждения о загробной жизни капитана Тьяго имели вполне определенную окраску. Одних занимал вопрос, пригласит ли капитан Тьяго святого Петра на сольтаду, станут ли они держать пари, возможно ли бессмертие души для петухов. То были вопросы вполне во вкусе создателей наук, теорий и систем, которые зиждутся на откровении и догме. Приводились выдержки из молитвенников, из книжечек о чудесах, из проповедей, описаний рая и тому подобное. Философ дон Примитиво, сияя от гордости, так и сыпал цитатами из богословов.

- Хам никто не проигрывает, - с. важностью утверждал он. - Проигрыш всегда огорчение, а на небесах не может быть огорчений!

- Но все-таки кто-нибудь должен выиграть, - возражал Аристоренас, заядлый игрок. - Разве может господь лишать человека высшего блаженства, когда берет его на небо?

- Очень просто - выигрывают оба!

Мартин Аристоренас, всю жизнь проведший на петушиных боях, твердо знал, что если один петух выигрывает, то другой проигрывает. Поэтому он не мог согласиться с утверждением дона Примитиво, самое большее, он допускал ничью. Напрасно тот блистал латынью, Мартин Аристоренас только качал головою - латинский язык философа он понимал без труда. Дон Примитиво говорил, что an gallus talisainus, acuti tari armatus, an gallus beati Petri bulikus sasabungus sit [У святого Петра будет либо петух талясаин, вооруженный острыми ножами, либо петух булик (смеш. лаг. и тагалъск.)] и т. д., наконец прибегнул к аргументу, которым обычно пользуются, чтобы окончательно разбить противника:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза