Вернувшись из своего 14-летнего путешествия, Пётр (см. упражнение 27) ещё
достаточно, молод для того, чтобы взяться за изучение теории относительности.
Но чем больше он ей занимается, тем сильнее запутывается. Поскольку
как он, так и его брат Павел находились в относительном движении друг
относительно друга, то оба должны наблюдать замедление хода часов
друг друга. Будучи вложено в уста Павла, это простое утверждение
позволяет без труда понять, почему часы Петра, как и процесс старения
организма Петра, шли замедленно, так что Пётр оказался моложе своего
брата-близнеца после возвращения. Но ведь если это утверждение
справедливо,— рассуждает Пётр,— то почему не я,
когда я
провожу исследование, обнаруживаю, что часы Павла
идут замедленно? Как же это он смог постареть сильнее, чем я? Вопрос:
как разрешить затруднения Петра?
Решение.
По мере того как Пётр, обуреваемый сомнениями, всё глубже изучал теорию,
он обнаруживал, что такие слова, как «наблюдатель» и
«наблюдаемый интервал времени», не сводятся к тем простым
понятиям, к которым он сводил их первоначально. Он не думал раньше о
том, как он мог бы непосредственно день за днём контролировать
процесс старения Павла, остававшегося на Земле, используя для этого
радиопередачи или иные способы. Пётр обнаружил, что, хотя эта
процедура и выполнима, её анализ отнюдь не прост. Он обнаружил, что в
теории относительности «наблюдателя» следует понимать как
целую систему стержней и хронометров, движущуюся с постоянной
скоростью — в данном случае с той же, с какой сам Пётр
удаляется от Земли
(β𝑟=24/25=0,96).
Эта непрерывная цепочка часов («часы Петра и
система отсчёта Петра») всё время пролетает мимо Земли. Каждые
часы, пролетая мимо Павла, регистрируют: 1) показания часов Павла и
2) свои собственные показания и положение. Когда мы говорим
скороговоркой, что «Пётр наблюдает Павла», это значит,
что Пётр собирает когда-то позднее все эти зарегистрированные данные.
«Ну, и что же? — спрашивает сам себя Пётр на этом этапе.—
Я так или иначе знаю, что показания часов Павла изменяются между
каждыми двумя последующими регистрациями только на
√1-β𝑟=7/25
той величины, на которую изменяются показания моих часов.
Значит, именно Павел должен был оказаться моложе в конце путешествия,
а не я. Но вы посмотрите только, как он поседел! Значит, я в чём-то
ошибаюсь...».
Мысленно перебирая вновь этапы своего путешествия, Пётр не мог не вспомнить
того момента, когда он перестал удаляться от Земли и когда началось
его возвращение. «Я остановился; я
начал двигаться назад, но...— внезапно спросил он сам себя,— но
моя инерциальная система отсчёта?! Как могла полететь назад
инерциальная система?» И он начал придирчиво разбираться в этом
вопросе. Для него стала ясной необходимость признать, что
использовавшаяся в первой части его путешествия система отсчёта (и, в
частности, его сетка часов, регистрировавшая информацию в течение
всех семи лет удаления от Земли) должна была продолжать своё
стремительное движение, подобно потоку машин на автостраде, когда
всего один автомобиль разворачивается и направляется назад. При
возвращении домой Петра сопровождал другой поток часов — вторая
инерциальная система отсчёта. Все семь лет обратного пути рядом с ним
летели одни и те же
часы этого второго потока. Когда эти часы приняли эстафету, на них
было поставлено время (7 лет), которое показывали улетевшие часы. И
они показали 14 лет в тот момент, когда Пётр вновь встретил Павла.
Возвращавшаяся цепочка часов пролетала мимо Земли все эти семь лет. Одни за другими
они регистрировали свои собственные показания и показания часов
Павла. Отпечатанные этими последними часами регистрационные карточки
ложились всё более и более высокой кучей у ног Павла. И на протяжении
всех этих семи лет возвращения карточки показывали, что часы Павла
регистрируют лишь 7/25 проходящего времени. А 7/25 от семи лет —
это 1,96 года.
Рис. 71. Как Пётр проводит учёт процесса старения Павла.