Фигуры высшего шпионажа

— Я знаю всех достойных физиков и математиков в мире. Наиболее выдающиеся — это мои друзья, по отношению к которым я могу сказать, что рука дающего не оскудевает. А еще я хочу сказать, что знаю многих женщин, красивых и умных, но только одна из них превращает мою жизнь в праздник.

— Ты так часто это повторяешь, что мне уже начинает казаться — сам не веришь себе.

— Я, наверно, легкомысленный человек, — вздохнул он. — Да, легкомысленный. Ничего не поделаешь. Так уж вышло.

— Совершенно с тобой согласна, — сказала она. — Ты легкомысленно напишешь мне, как извлекается этот изотоп. Двести тридцать пять, да?..

— Ох, Марго! Какая-то в природе путаница. Нет, послушай, ты же умница и сумасшедшей никогда не была… Каждый должен заниматься своим делом. Тебе дано царить на балах и позировать великим художникам… Ну какой смысл в том, чтобы тебе делать то, что полагается делать совсем другим людям? Я не стану ничего писать. Вот же мучение мое! — Это ты мое мучение, ты! Блистать на балах!.. Вы в своем Лос-Аламосе задумали весь мир опрокинуть в бездну. Ты сам говорил, что орбита электрона не подвластна закону, он избирает один путь и отвергает другой, он своенравен, как планета Меркурий, которая отклоняется от своего пути, чтобы погреться на солнце. Все у вас — ученая прихоть! И мир, зачарованный вашими формулами, окажется в конце концов без меры, без числа и без смысла, а я должна, по-твоему, блистать на балах, зная, что однажды придет день, когда мы не дождемся рассвета?..

— Должна! — упрямо тряхнул шевелюрой он. — И писать я ничего не стану. Потому что все уже написал. Вот эта тетрадь. Здесь все. Все, что у меня завертелось в голове с необыкновенной быстротой с тех пор, как я встретил тебя. Ты имеешь право на эту тетрадь. Самое ужасное для меня — сознавать, что этим правом воспользуются другие…

Маргарита только фыркнула на его последнюю реплику и ничего не сказала. Она гневалась. Он не должен был так говорить. Сам лишил ее покоя. И себя тоже. Но ничего ведь с этим не поделаешь. Так уж вышло. Легкомысленные они оба, вот горе в чем.

Так уж вышло, что Мастер ее нашел, а Воланд потерял. Но, пожалуй, истина здесь в том, что они оба нашли царственную и грешную Маргариту. Роман этот еще не окончен.

Что было дальше?

«Дальше? — переспросил он. — Что же, дальше вы могли бы и сами угадать, — он вдруг вытер неожиданную слезу и продолжил: — Любовь выскочила перед нами, как выскакивает убийца в переулке, и поразила нас обоих. Так поражает молния… Она-то, впрочем, утверждала впоследствии, что это не так, что любили мы, конечно, друг друга давным-давно, не зная друг друга, никогда не видя, и что она жила с другим человеком… Она приходила ко мне каждый день, а ждать ее я начинал сутра…»

Воланда звали Альберт Эйнштейн. Ее — Маргаритой, только не Николаевной, как у Булгакова, а Ивановной. Происхождением она из старинного дворянского рода Воронцовых. И если иметь это в виду, то и дом тот увидится с просторной верандой и деревянными, растрескавшимися от старости колоннами, со скрипучими ступеньками крыльца, осевшего в топкую грязь, и разбитые окна, и желтый свет луны, что дробится робкой рябью на мокрых ступенях, и тишина вокруг как укор беспамятности людской — и надо что-то сказать, но что вспомнить и кому сказать, с кем додумать эту печаль, если никого уже не осталось в тех русских краях…

Мастер — знаменитый скульптор и график Сергей Тимофеевич Коненков, ставший в 1916 году действительным членом императорской Академии художеств, а в 1954-м, спустя девять лет после возвращения на родину, действительным членом Академии художеств СССР, Героем Социалистического Труда.

Они вернулись из Соединенных Штатов в сорок пятом, прожив там двадцать лет. В Москве их встречали тепло и нешумно, как обычно встречают разведчиков-нелегалов, сделавших для своей страны слишком много, чтобы открыто оказывать заслуженные почести. Секрет обогащения урана с последующим выделением оружейного плутония перестал быть секретом для Курчатова, обернувшись рабочим моментом в процессе создания советской атомной бомбы. Однако Альберту Эйнштейну доверять перестали. Правда, по причине, не связанной с ураном-235.

Маргарита и Сергей были счастливы. Во всяком случае такими выглядели со стороны. Все последующие годы никогда не разлучались, будто у них имелась одна жизнь на двоих. Возможно, так оно и было, хотя первой умерла Маргарита Ивановна, а Сергею Тимофеевичу суждено было прожить без малого век — девяносто семь лет. Вряд ли этому способствовала заветная тетрадь Эйнштейна, заполненная формулами расчетов и описанием процессов, которые давали ключ к постижению одной из самых великих тайн, хранимых в Лос-Аламосе, в Центре ядерных исследований.