Фигуры высшего шпионажа

Гончаров Анатолий Фигуры высшего шпионажа

Комментарий к несущественному

К Эдварду Сноудену не относится. Он не фигура и не шпион. Ни в классическом понимании детективного жанра, ни в каком-либо ином. Тем более не шпион несчастный тинейджер военной разведки США Брэдли Мэнинг, получивший за свои игры 35 лет тюремного заключения и заявивший о жгучем желании стать женщиной. Вероятно, в этой ипостаси ему будет легче переносить тяготы жизни за решеткой. Не шпион и Джулиан Ассанж, второй год живущий на осадном положении в посольстве Эквадора в Лондоне.

Все они — патологически тщеславные представители гей-сообщества, малообразованные люди с неустойчивой психикой, компьютерные кретины, для которых обладание глобальной информацией равносильно всемирной власти и славы, а национальная безопасность и гражданский долг — пустой звук. Слив добытой информации — их романтика, их жизнь, их оружие, их доблесть.

Даниэль Дефо, вошедший в историю как автор «Робинзона Крузо» и создатель британской разведывательной службы, ворочается в гробу на лондонском кладбище Бенхилл-Филдс, ибо голубые мученики нетрадиционного секса необратимо опошлили чарующий образ рыцаря плаща и кинжала. Где тайники, пароли, явки и накладные усы? Где стремительные погони и захватывающие перестрелки? Где изящная игра ума, позволяющая уложить в постель жену французского посла?..

Ничего этого нет. Есть отхожее сливное отверстие «Викиликс», есть комплекс Герострата, есть неукротимое желание потрясти мир и есть смутная надежда, что когда-нибудь героям компьютерных игрищ будет воздвигнут памятник. Ну это вряд ли.

Хотя Эдвард Сноуден уже пошутил по поводу того, что заслуживает памятной мемориальной доски в транзитной зоне аэропорта Шереметьево.

Жили-были небыли

Помнящие хоть что-нибудь о тех временах, помнят главное. Хрущев дважды порывался начать третью мировую войну. Обе попытки, вошедшие в историю как великий блеф, географически разведены на планете гигантской клешней: Берлинский кризис, Карибский кризис. Сомкнуться клешне назначалось в Индии. Там, где братья навеки: «Хинди, руси — бхай, бхай!»

Лишь очень немногим известно, что была и третья попытка. Фантастически коварная, хладнокровно убийственная, жестоко неотвратимая — она открывала, казалось Хрущеву, неисчерпаемый ресурс для овладения миром: «Слишком сложно, чтоб поверить, слишком просто, чтоб понять».

Тридцать лет, страшась и восторгаясь, он наблюдал Сталина, прежде чем пришел к собственной мысли об абсолютной власти, способной зажать в кулак всеобщую несобранность и безалаберность. Тоталитарной жестокости достаточно, чтобы изменить поведение людей, но не их психологию. Подданных можно подвергать немыслимым страданиям, обвинять в том, чего они не совершали, наказывать за «попрание норм коммунистической морали», превратить в тварей дрожащих, но всего этого мало, чтобы увековечить себя властелином планеты.

Хрущев считал иначе. Надо ударить первым, это главное. Но ударить не по условному противнику, от которого неминуемо последует возмездие, а по всей планете. Как кулаком по столу. Чтобы все на том столе подпрыгнуло, завалилось и потекло. Чем ударить — это вопрос. Но это вопрос к победителю, которого уже не осудят. Так он считал.

Победители пишут историю, побежденные — мемуары. О том, что могло быть и не получилось, Хрущев писал мемуары.

Из двух зол он всегда выбирал злейшее. Впечатления от его «хрущоб» и кукурузы неизгладимы. Как и от голодных бунтов, подавляемых с беспощадной жестокостью. Новочеркасск остался в памяти двух поколений, но об иных народных волнениях с куда большим накалом — в Воркуте, Казахстане, Челябинске-почти ничего не известно. Память переехали танки, и тихо она осыпалась в пыльном пространстве между былью и небылью.

Тут еще и армия — не досмотренная до конца драма развала. И просится сюда Солженицын, самый крайний инакомыслящий: «Армия наша перестройкой сотрясена. Добрые правители до того себя радужно настроили: вот сейчас все откроем Америке, вообще повернемся к общечеловеческим ценностям, — что не будь у нас ядерного оружия, которое все проклинали и я — первый, сейчас бы нас уже слопали».

Сказано это в сентябре 1996-го. «Добрыми правителями» подразумевались никчемные и продажные Горбачев с Ельциным. Однако «сотрясать» армию первым все же Хрущев начал. Порезал на лом новейшие крейсера и недостроенные авианосцы, вышвырнул на улицу сотни тысяч боевых офицеров, не дав дослужить до положенной пенсии кому год-полтора, а кому и всего-то месяцы.