— Что там?
— Это я уж как-нибудь соображу по ходу дела. А ты подумай о том, что здесь. Нам за английского премьера спасибо в Москве не скажут. Плюнь на запрет радиосвязи, дай шифровку, объясни в двух словах ситуацию. Я уверен, что там будет ждать засада. Англичан предупредят. Канарис и предупредит. А мы головы на плаху, во имя чего? А попади там кто-нибудь из нас в плен, у кого-то душа дрогнет, слово за словом все выложит про операцию «Черный орел». И конец всему.
— Да, в этой ситуации я просто обязан дать шифровку, — угрюмо сказал Тензоров. — И не должен дожидаться ответа, а действовать по своему усмотрению.
— И какое же твое усмотрение? — спросил майор Калугин.
— Ты останешься здесь, а я полечу с группой.
— Ну нет, Николай! Так не пойдет. Мы тут с Чикаловым не потянем вместо тебя. Да и нельзя, как ты не понимаешь! «Черный орел» все равно важнее, так ведь? А мы с ребятами лишний раз на этой авантюре преданность свою выкажем, рвение проявим. С мертвых никакого спросу. А ты здесь до главной цели добраться обязан, вот и действуй. Потери все равно будут, так что спишешь нас под главную операцию, чтобы хоть имена наши потом где-то вспомнили… В общем, Николай, не желай мне удачи, а пожелай смерти — быстрой и легкой.
— Это ты не у меня, у бога проси, Михаил, — горько усмехнулся Тензоров.
— Прощай и прости за все, что было и чего не было у нас с тобой…
Комментарий к несущественному
Последняя шифровка, полученная Канарисом от агента абвера, служившего в испанском посольстве в Лондоне, гласила: «Сэр Генри Уиллафби выехал из Грэнджа сегодня, 6 ноября, в одиннадцать утра в Кингс-Линн, где у него назначен завтрак с премьер-министром. Обратно они выезжают в 3.30 на двух машинах в сопровождении четырех офицеров военной полиции на мотоциклах. Премьер-министр выразил желание проехать через Уолсингем, сказав при этом, что не опасается диверсантов…»
— Видит бог, я совсем не этого хотел, — сказал Канарис своему помощнику по абверу — подполковнику Крогелю. — Но так уж расположились на небе звезды.
— Уинстон Черчилль назвал похищение Муссолини, организованное Скорцени, истинным подвигом, — напомнил Крогель. — Может, потому и звезды так стали. Он предвосхитил свою судьбу.
Вечером того же дня рейхсфюрер Гиммлер получил из Лондона другую шифровку. В ней коротко сообщалось, что группа из тринадцати немецких парашютистов, именуемая «Свободные охотники», приземлившись на побережье, почти сразу попала в засаду, устроенную английскими коммандос на минном проходе, и была полностью уничтожена. Группой командовал полковник Курт Штайнер, застрелившийся после приземления.
— Штайнер? Кто такой Штайнер? — не сразу вспомнил Гиммлер, а когда вспомнил, вызвал старшего адъютанта Росмана. — Возьмите с собой не слишком болтливых офицеров, поезжайте в Потсдам и арестуйте там семью полковника Радла. Всех до единого.
— Слушаюсь, господин рейхсфюрер! Будет исполнено. Какие предъявить основания для ареста?
— Основания? Государственная измена, Росман. Какие еще могут быть у меня основания для ареста?.. Самоубийство полковника Радла ничего не меняет…
Полтора столетия назад Эдгар По обронил начало загадки: «Величие принадлежало Риму, а слава — Греции…» И предоставил человечеству додумать, что поместилось на разделяющем пространстве того, что не может существовать раздельно. А там поместилась любовь, сопровождающая величие и сопутствующая славе.
Год, когда будет найдена короткая математическая формула взаимозависимости любви, величия и славы, подобно эйнштейновской формуле превращения материи в энергию, станет, вероятно, началом пути к новой цивилизации. Но важна не цель, а процесс…
«И Маргарита, спотыкаясь на словах, заговорила:
— Так я, стало быть… могу попросить… об одной вещи?
— Потребовать, потребовать, моя донна, — отвечал Воланд, понимающе улыбаясь, — потребовать одной вещи!
Маргарита вздохнула еще раз и сказала…»
Роман Мастера все еще пишется, старея приметами ушедшей эпохи и одновременно омолаживаясь провидением будущей. Внутренняя воля к жизни остается нерастраченной и по-прежнему сильной: «Бог нашей драмой коротает вечность — сам сочиняет, ставит и глядит».
Природу тоже интересует не конечная цель мироздания, которой, скорее всего, не существует, а сам процесс. Только этим интересом можно объяснить, что параллельно созданию романа «Мастер и Маргарита» в одно и то же время, хотя и на другом конце света, в мастерской Мастера смеялась прекрасная Маргарита…
Роман Мастера остался неоконченным, и снились Маргарите в Нью-Йорке русские сны, и чужая печаль посещала ее, и прозревшие нобелевские лауреаты порознь и врозь каялись в создании сверхбомбы, основанной на принципе расщепления атомного ядра, ибо безумная идея Лео Сцилларда, теоретически обосновавшего управляемую цепную реакцию деления ядра урана, оказалась достаточно безумной, чтобы воплотиться в секретном проекте «Манхэттен».