Фиалок в Ницце больше нет

Кто такой этот Хорст Келлерманн, Саша понятия не имела, ибо видела этого солидного, однако строго взиравшего на нее господина впервые.

В душу закрались неприятные предчувствия.

– Чем я могу вам помочь? – поинтересовалась она, а гость усмехнулся.

– Думаю, не вы мне, а я вам! Могу ли я видеть и вашего супруга, месье Илью Гогурина?

Саша сообщила мужу, который творил у себя в мастерской, о визите странного посетителя.

– Хорст Келлерманн? Гм, что-то знакомое, но не могу вспомнить. Однако уверен, что имя это я уже где-то слышал.

Саша предположила:

– Основателем герцогского рода де Вальми тоже был маршал Келлерманн, не так ли? Может, родич нашей герцогини?

Родич-адвокат, пришедший к ним с благой вестью, что шато со всеми раритетами по тайному завещанию герцога и герцогини досталось им?

Нет, не досталось: все между собой поделили алчные дети от первого брака покойного герцога, и всю коллекцию не так давно пустили с молотка.

Илья, переодевшись, спустился вниз, где гость забавлялся с ползавшим среди исчерканных листов бумаги и цветных карандашей Иваном Ильичом.

– Какой у вас прелестный сынок! Увы, у меня одна падчерица, которая обладает таким кошмарным характером, что ей можно только пожелать никогда не становиться матерью…

Пожав Илье руку, гость заметил:

– Вы писали маслом?

На ладони у Ильи остались разноцветные брызги.

Илья, чуть смутившись, ответил:

– Да, я же художник…

Воцарилось молчание, и гость наконец произнес:

– Вы, естественно, задаетесь вопросом, отчего я нарушил идиллию вашей небольшой, но, сразу видно, крепкой семьи? Мать, отец, сынок.

Иван Ильич все совал гостю свой исчерканный «шедевр», а Саша нежно отодвигала сына в сторону – в самом деле, зачем этот месье Келлерманн появился у них?

– Охотно объясню, причем не буду ходить вокруг да около. Мне известно, что вы подделали полотно Генриха Кампендонка «Ковьелло и Мирандолина», и, как предполагаю, не только его. Кстати, над чем вы трудитесь на сей раз?

И Келлерманн с тонкой усмешкой уставился на запачканную краской руку Ильи.

Тот вскочил на ноги – и, явно растерявшись, опустил руки, даже не зная, что сказать, хотя надо было изобразить возмущение, проявить гнев, в конце концов, послать гостя ко всем чертям.

Но вот пошлешь, а он отправится в полицию – что тогда?

Саша, видя растерянность мужа, которая только свидетельствовала об их вине, взяла нить разговора в свои руки.

Спокойным голосом (хотя сердце стучало как бешеное) она спросила:

– С чего вы это взяли, герр Келлерманн?

– О, месье Келлерманн, а не герр! Я гражданин Французской Республики и, к вашему сведению, был в движении Сопротивления, хотя бы и шестнадцатилетним парнишкой. Моему отцу, коммунисту с еврейскими корнями, чудом удалось сбежать со мной во Францию. Моя мама с младшими братьями и сестрой осталась в Гамбурге. Они так и не сумели покинуть Германию и затем все погибли в концлагере Нойенгамме. А отца, этой участи избежавшего, застрелил при ссоре в оккупированном Париже пьяный немецкий офицер. Из всей нашей семьи выжил только я, и тоже благодаря случайности. Так что месье, а не герр.

Если гость не сочинял, а говорил правду, то ему можно было только от души посочувствовать с учетом крайне трагической семейной истории – но какое он имел право заявляться к ним и говорить…

Говорить им в лицо правду, которую, как Саша была уверена, никто не знал и элементарно не мог узнать.

Но как же тогда герр, нет, месье Хорст Келлерманн допер до этого?

– Итак, видя ваше смятение, объясню, как я докопался до вашей тайны.

Из портфеля, который он принес собой, гость вынул папку с газетными вырезками.

– Вот заметка о вас, обнаруживших на блошином рынке в Ницце картину Петрова-Водкина.

Он положил ее на стол, а Саша с Ильей переглянулись.

– История известная, именно доходы от продажи картины позволили нам вести безбедную жизнь.

– Сомневаюсь. Но допустим, что это так. Однако как вы объясните тот потрясающий факт, что проданная недавно в Париже почти за миллион долларов картина Генриха Кампендонка «Ковьелло и Мирандолина» кривыми тропками выводит в итоге тоже к вам?

Саша и Илья снова переглянулись, и гость сказал:

– А знаете как? Очень просто – вы ведь, мадам, являетесь ассистенткой графини Монткада, бывшей владелицы этого удивительного полотна.

Саша, чувствуя, что страх прошел и остается одно: идти напролом вперед, заявила:

– Графиня – моя знакомая. С ней меня свела герцогиня де Вальми, которая стала бабушкой для нашего сына. Увы, спросить у герцогини вы этого не можете, так как она скончалась.

Месье Келлерманн усмехнулся.

– Но и у графини, что удивительно, тоже. Вы представляли ее интересы, у вас имелась доверенность, с графиней говорили по телефону и она отдавала распоряжения…

Доверенность была подлинная, только вот выданная «графиней» в обличье Саши. А по телефону распоряжения отдавала она сама.

– Графиня не любит публичности. Однако она встречалась, насколько мне известно, с месье Леруа, известным экспертом-искусствоведом.

Хорст Келлерманн кивнул.