Фиалок в Ницце больше нет

– Самое интересное заключается в том, что герцогиня де Вальми, как я узнал, вместе со своим супругом была в означенный период времени в Америке: даты выезда из Франции и возвращения обратно задокументированы. И она уж точно не прилетала тайно, чтобы показать профессору Хуберу полотно Кандинского, которого у мужа герцогини и в помине не было.

Саша взяла чашку Хорста Келлерманна.

– Еще кофе?

Тот вежливо поблагодарил и отказался.

– Ну и наконец, в-третьих. Кампендонк барселонской графини: все осуществляется вами примерно по той же схеме, с некоторыми несущественными, связанными с личностным фактором эксперта отличиями. И с той разницей, что графини, в отличие от герцогини, в природе не существует. Но зато откуда-то взялся «Ковьелло с Мирандолиной».

И, повернувшись к Илье, он сказал:

– Думаю, из вашей мастерской, откуда я вас своим визитом вырвал. Над чем сейчас работаете – вновь Кампендонк, Эмиль Нольде или, кто знает, опять Кандинский?

– У вас не доказательств, – выпалил муж, и Саша сжала кулаки. Зачем такое говорить – такую фразу могут выдать только те, кто виновен.

Ну, собственно, они и были виновны.

– Думаю, что есть. Это разрозненные факты, но если свести их воедино, получится стройная, словно написанная гениальным живописцем картина. Например, тем же Кампендонком. Ну или вами под видом Кампендонка.

Саша знала, что гость прав: графини нет и найти ее никто не сможет, герцогиня была во время визита герра профессора в Штатах, в коллекции ее мужа не имелось Кандинского.

И самое главное: если подвергнуть тщательной и разносторонней экспертизе и Петрова-Водкина с барахолки, и Кандинского от герцогини, и Кампендонка от графини, то вывод будет один: подделка.

– Понятия не имею, о чем вы говорите! – вскипел Илья. – Никакого Кампендонка я, конечно же, не рисовал и не подделывал!

Хорст Келлерманн подозвал к себе Илью Ивановича. Мальчик протянул ему несколько цветных карандашей, а гость попросил:

– Принеси мне вон те листы!

Ребенок, послушно собрав с пола бумаги, подошел и сунул их в руки гостю.

Тот, погладив их сына по голове, встал, поднял лежащий и не прихваченный мальчиком лист, покрытый цветными маляками Ивана Ильича, и повернул его, демонстрируя Саше и Илье.

Это был один из первых эскизов «Ковьелло и Мирандолины», невесть как попавший в руки сыну.

– Не будете же вы отрицать, что это нарисовали вы, а не ваш сын? Да, композиция несколько иная, но и понятно, это всего лишь наброски.

Саша, понимая, что терять им нечего, с вызовом сказала:

– А что, если это я нарисовала?

Гость мягко ответил:

– Нет, за шедевры ответственен ваш муж, а вы, мадам, за провенанс и сбыт. И именно в этом и заключается ваше слабое место. Можно нарисовать сто шедевров, но как их сбыть, да так, чтобы никто не питал подозрений?

Вопрос был непраздный, но уже неактуальный: финита ля комедия! Их раскрыли, и в тюрьме проблемами провенанса заниматься будет не с руки.

– Не будете же вы вечно находить полотна на блошином рынке, разыгрывать аристократок перед непонимающими экспертами, потому что может попасться однажды и понимающий, подделывать доверенности?

Ну доверенность, скажем, была настоящая.

– Вам нужен солидный и постоянный источник ваших картин, так сказать, железобетонный провенанс для шедевров вашего мужа.

Он говорил исключительно с ней, видимо уяснив, кто в их семье принимает решения.

– Провенанс, который бы не вызывал вопросов и не подвергался сомнению. И который бы вполне логично и убедительно объяснял появление все новых и новых картин, ранее никому не известных.

И, возвращая Ивану Ильичу эскиз с каляками-маляками на обратной стороне, сказал:

– И я могу вам его организовать.

Потом они снова пили кофе, только в уже несколько иной, не такой напряженной атмосфере. Илья, еще дуясь и подозрительно таращась на гостя, уже не проявлял к нему нескрываемой враждебности.

А тот вещал:

– Какой смысл идти в полицию и сдавать вас? Будет громкий процесс, вы отправитесь в тюрьму – и что дальше?

Ну что: у них отберут бессрочный вид на жительство во Франции – полученный ими не так давно в ускоренном порядке, что, с учетом гарантий их финансовой независимости, было не так удивительно.

И они отправятся обратно в Питер, но до этого отсидят лет эдак семь в комфортной французской тюрьме.

Не такой ужасный вариант, но что будет за эти годы с Иваном Ильичом? И, главное, на какие деньги они будут поддерживать его хрупкое здоровье?

– Да и я, сам вращаясь в этой среде, знаю, что за несносные, алчные и зачастую преступные личности попадаются там. У каждого свой интерес: у галериста – сбыть картину, у эксперта – сделать себе имя на легализации затерянного шедевра, у аукциониста – получить процент с миллионной суммы, у покупателя – стать счастливым обладателем шедевра, причем ему, покупателю, без разницы, оригинал это или подделка: разве картина станет от этого иной?

Не станет, изменится только ее восприятие, всего лишь.