Фиалок в Ницце больше нет

– Увы, мадам, не имел чести, – ответил месье Леруа, – но род Монткада, конечно же, славен многими своими замечательными представителями. Вы из барселонской ветви?

Он отметил про себя, что по-французски испанская (каталонская!) графиня говорила совершенно свободно, но с легким, еле уловимым акцентом.

– Из таррагонской, месье! Хотя и живу, действительно, в Барселоне, но чего по любви не сделаешь. С барселонцами я, однако, не якшаюсь, вражда идет еще с семейной ссоры по причине графского патента папы Каликста Третьего, первого из Борджиа на престоле святого Петра, с которым, кстати, мы состоим в крайне отдаленном родстве по линии моей матушки. Вы же знаете эту историю?

Месье Леруа не знал, но был рад услышать.

– С жиронцами мы ладим, но тоже не так чтобы очень. Но таррагонская ветвь, месье, самая старшая и главная. Хотя барселонцы и претендуют на первородство, но это не так. Они ведут происхождение от герцога, а мой муж – прямой потомок короля Альфонса Справедливого! – заметила нравоучительно графиня и пустилась в такие исторические дебри, что месье Леруа сразу проникся уважением: нет, никакая не самозванка или, что хуже, представительница ужасной касты нуворишей, пролезших всеми правдами и неправдами в благородные семейства Старого Света.

Историю о жившем в первой половине четырнадцатого веке кастильском короле Альфонсе XI Справедливом Саша помнила от мамы и могла наизусть перечислить всё двадцать одно поколение от его величества до своего дедушки, бежавшего от Франко. Семейство Монткада быль столь многочисленно, что месье Леруа точно не может знать, что графини, которую она изображала, в нем не было.

После обстоятельного рассказа о перипетиях жизни аристократических кланов Каталонии, из которого месье Леруа, к своему безмерному счастью, почерпнул крайне много познавательного и нового, что немедленно возвысило графиню в его глазах, она предложила ему сигару.

– Говорят, с той же фабрики, которая крутит сигары для самого Кастро. Или вы не курите коммунистический табак?

Раздобыть лучшие кубинские сигары помог стипендиат виллы Арсон Франциско, который родился и вырос на Кубе – и имел доступ к тайным каналам, поставлявшим кастровские сигары в Европу.

Сигара была лучшей, которую месье Леруа, опробовавший все сорта и все виды, курил в своей жизни.

– Ах, вам по вкусу? Остались от моего покойного мужа, я вожу с собой в качестве сентиментального воспоминания. Эти я вам отдать не могу, но хотите получить кастровские – штук, скажем, сто? Причем по дешевке.

Месье Леруа закашлялся.

– Или сразу двести? Лучше так, пока есть возможность. А, понимаю, триста?

Месье Леруа дрожащим голосом согласился, что очень бы хотел.

– Вам на следующей неделе доставят. Знаете, я ношу траур, но не по моему мужу-графу, ведь он умер двадцать четыре года назад. Был домашним тираном и жутким занудой, но я его любила все равно. Я в черном по моей Герцогине – рыжей любимице.

– Рыжей? – встрепенулся месье Леруа, и графиня Монткада, вытащив два альбома, заполненных фотографиями шикарной рыжей кошки, принялась в подробностях излагать историю жизни своей любимицы, увы, отошедшей полгода назад в мир иной в возрасте девятнадцати лет.

Рыжая кошка, которую и в самом деле звали Герцогиней, скончалась полгода назад – только не у мнимой графини, а у секретарши виллы Арсон, и Саша, состоявшая с ней в дружеских отношениях, получила на один вечер альбомы: чтобы показать их своему очаровательному сыночку.

Ну или эксперту, столь любившему рыжих бестий, которых у него в особняке в буржуазном Нёйи-сюр-Сен было целых семь штук.

Саша, подготовив почву, поняла, что «клиент тепленький». Ну да, герр профессор Хубер сходил с ума по ежевичному пирогу и призракам, а месье Леруа она презентовала аристократический титул, кубинские сигары и рыжих кошек.

Должно, вероятно, и без арабских юношей на него подействовать.