– У нас считается, что по крови братья ближе друг другу, чем отец, – сказал Мухтар. – Все они почитают отца, а если кто-то без оснований перестанет почитать, от него отвернутся весь род. Но если отец сам дает основания, тот же род его осудит и поддержит сыновей. А если он убьет сына, другие сыновья будут мстить ему. Такой у нас закон.
Глава 37
2 сентября в нашем девятом «Б» появился новичок. Рослый, широкоплечий, он стоял перед классом, держа портфель за спиной, посмеиваясь и покачиваясь с пятки на носок. На нем были странные голубые штаны (мы тогда ничего не знали о джинсах), рубаха в крупную клетку и умопомрачительные башмаки (мокасины) с загнутыми носками. Темные волосы зачесаны на пробор. На пробор! Он был какой-то весь из себя особенный, такого парня мне среди ровесников еще не встречалось.
– Магистов Максим, – представила его классная Клара Исаевна, сокращенно Клариса.
Свободное место было только рядом со мной на «камчатке». От новичка пахло тонким одеколоном. Он спросил, как я поживаю. Он слегка гнусавил и у него была какая-то не наша мелодика речи. Я молча показал большой палец. Он сказал, чтобы я звал его Максом. Я пожал плечами.
На большой перемене он широким жестом предложил сигареты с фильтром, пустил дым густыми колечками, рассказал похабный анекдот, поинтересовался, как тут у нас развит спорт, словно невзначай обронил, что давно не надевал боксерских перчаток, при этом влажным глазом сердцееда оценивающе разглядывал наших девчонок.
Мы все были сексуально озабоченными, но только Макс не стеснялся это показывать. Тоном опытного методиста он преподал нам краткую теорию обольщения.
– Об
– Как? – нетерпеливо спросил я.
Макс глянул снисходительно.
– Что как?
– Как помочь расслабиться?
– Ты чем слушал? Я только что сказал. Нужно говорить прямо: я тебя люблю, поэтому я тебя хочу.
– А если я не люблю, а просто хочу?
Макс поморщился и объяснил:
– Чего тебе стоит сказать, что ты её любишь? Так не будь олухом!
Он выглядел пижоном и вел себя, как пижон, но…он не был пижоном. Он просто страшно любил влиять на других, подчинять себе. Среди подростков это не редкость. А еще ему нравилось кого-то раздражать и быть лучшим среди худших.
Через неделю он вел меня к молоденьким медичкам: по его словам, их проще поиметь.
– Они хорошо знают физиологию, поэтому проще смотрят на половые отношения. А твоя невинность – это что-то ненормальное. Пора с этим кончать. Сегодня у тебя есть шанец. Если упустишь – ты мне не друг, понял?
Он меня достал своими нотациями, я выругался. Макс вылупился на меня.
– А как ещё на тебя подействовать?
Я сказал, что наверстаю своё после армии.
– Ага! – возмутился Макс. – Он вернется из армии, женится и тогда наверстает! Ты пойми, тебе это нужно сейчас. Если не будешь иметь женщину, начнешь рукодельничать, высушишь себе спинной мозг.
Он пересказал распространенную среди взрослых точку зрения на мастурбацию. Я слушал, развесив уши. Он больно ткнул мне в грудь указательным пальцем.
– Значит, так. У медичек однокомнатная квартира. Я с блондой удалюсь на кухню. В твоем распоряжении брюнеточка, комната и двуспальная кровать.
– А как же ты на кухне, там же негде лечь? – заботливо спросил я.
Макс театрально закатил глаза. Мол, ему и на кухне будет хорошо. Он, конечно, был артист.
Медички были не просто медсестры. Они были трахсестры. Большие любительницы поиграть в любовь. Макс балагурил, рассказывал смешные и невероятные истории. Я делал умное лицо. Мне эта хитрость сходила с рук. Хотя кому это нужно, даже если ты в самом деле умняк? Обе девчонки не сводили глаз с Макса. Они млели, когда он устроили игру в бутылочку, наперебой льнули к нему. Когда пришло время разбиться на пары, Макс подмигнул мне и потянул блонду на кухню.
Шатенка Люда сидела с напряженной спиной, глядя куда-то в сторону
– Ну и чего молчишь? – сказала она, наконец. – Расскажи что-нибудь, повесели. Или полезешь за пазуху без лишних разговоров? Что тебе натрепал Макс? Что меня легче взять? Он ошибся, всё наоборот.
Я чувствовал себя полным ничтожеством.
– Ладно, давай напьемся, – неожиданно предложила Люда. – Напьемся и ляжем. И пусть они думают, что хотят. Наливай!
Я налил в рюмки светлого сухого вина. Рука у меня дрожала.
– Пей до дна!
Я выпил, а Люда только пригубила рюмку.
– Наливай себе ещё. Не могу же я пить с тобой на равных.
Я налил и выпил, а Люда снова только пригубила рюмку. Я почувствовал слабость в ногах и головокружение. До этого мы с Максом пили водку, причем, я не закусывал. Стеснялся. Нельзя пить после водки вино, но этого я ещё не знал. Я понял: еще одна рюмка и я свалюсь под стол.