Февральский дождь

Вера пила чай. В одной руке большая кружка, в другой – ломоть батона, намазанный маслом и медом. Я спросил, чего она добивается. Вера подняла на меня глаза, дожевала кусок, и с расстановкой ответила:

– А ты еще не понял? Чтобы выметался. Ты нас предал. А предателям нет пощады.

– Неужели ты думаешь, что от ненависти ко мне Денис станет лучше? Или станет больше любить тебя?

Вера откусила еще от батона и сказала:

– Давай, давай, Юрий Леонтьевич, собирай чемодан и уматывай. И из квартиры, и из нашей жизни.

– Юрий Леонтьевич, я же сказал: вам лучше уйти! – воскликнул Олег.

– Папа, неужели ты не можешь снять квартиру? – неожиданно выпалила Женя.

Вот уж от кого я никак не ожидал. Мы с дочерью смотрели друг на друга. Я надеялся, что она сейчас же опомнится и возьмет свои слова обратно. Но у нее на лице была написана непреклонность. Нет, это была не простая борьба за спокойствие в семье. Что-то случилось. Я перевел взгляд на жену. Вера упивалась своим торжеством.

– Как ты мог? – с болью в голосе сказала Женя. – Неужели ты и меня не хотел?

Теперь все стало ясно. Я смотрел на Веру. Она со всей безоглядностью Стрельца творила месть и ненависть. Мне следовало признать – это у нее получалось лучше, чем что-либо другое. Но того, что я получил в этом эпизоде, ей было мало. Она сказала, когда мы остались одни:

– Если ты не исчезнешь, я расскажу всем о твоем прошлом.

– Но, мадам, как можно?

Этот вопрос я произнес театрально. Думал, она рассмеется и скажет, что пошутила. Но Вера смотрела на меня, словно в прицел.

– Я не шучу, Терехов, ты мне смертельно надоел.

Я собрал чемодан и позвонил Наде. Ей бы понять, что мне плохо, и помочь в трудную минуту. А она вступила в обычный поединок: кто кому больше нужен. Спросила с усмешкой: уж не решил ли я на этот раз приехать с чемоданом?

– Ободранных не берем, – подсказала Золушка. Ее голос невозможно было не услышать.

– Я больше тебя не побеспокою, бесценная моя, – опрометчиво пообещал я, кладя трубку.

Будь Надя одна, она бы наверняка тут же перезвонила мне. Но Золушка, это нетрудно представить, смотрела на нее рептилией с острова Комодо. Я поставил чемодан в угол. Уход из дома откладывался. Ну, и ладно. Когда все одно к одному, то все до кучи проще пережить.

Но через минуту я передумал. Нет, мне не хотелось рвать с ней. Она была красива, и этим поднимала меня в собственных глазах. Такой женщины у меня еще не было. Но своей яркой внешностью она же меня и принижала. Я чувствовал зависимость от ее роскошного тела. Я не был свободен. Особенно сейчас. Я не знал, что в эти минуты Надя устроила Золушке скандал. Я узнал об этом спустя еще сколько-то время, когда раздался звонок

– Приезжай, – сказала Надя.

– Бедный мой, – сказала Надя, когда мы лежали в ее красивой постели. – При этом погладила меня по лицу, как гладят собаку или кошку. хотя, скорее всего, мне так показалось. – Бедный на эмоции. То ли сдерживаешь себя. То ли тебе нечего показать любимой женщине.

– Ну, почему же нечего? – плоско пошутил я.

– Я имею в виду чувства, – сказала Надя. – Или я не такая уж и любимая? Ты так умеешь объяснять других людей. Объясни мне, почему ты такой?

– Долго объяснять, Наденька.

– А мы никуда не спешим.

– Давай как-нибудь в другой раз.

– Давай, – согласилась Надя. – Но учти, я от тебя не отстану. Тебе придется объяснить. А пока я спрошу тебя о пустяках. Ты спишь отдельно от жены?

– Надя, прекрати меня препарировать.

– Мне жаль твою жену, – сказала Надя. – А почему ты не любишь свечи и музыку, когда мы занимаемся любовью?

– Это ты зря. Я этот антураж тоже люблю, только не считаю обязательным.

– Неужели я для тебя всего лишь объект? – прямо спросила Надя.

Зачем она затеяла это разговор? Я встал и пошел в ванную.

– У меня нет для тебя второй кровати, – сказала вдогонку Надя.

Я понял, что мне лучше вернуться домой. А еще лучше – никогда уже не появляться здесь. Наконец-то я окончательно разобрался в себе. В своем отношении к Наде. До нее во мне сидело, как в засаде, банальное вожделение. Желание поиметь холеную, капризную, красивую женщину. Настоящую кошечку. До сих пор-то были одни амазонки или смешанные типы. И вот получил желаемое, и кое-что понял. Вспомнился Леопольд фон Захер-Мазох, психиатр и писатель. Он ведь сам однажды настоял, чтобы жена отправилась в путешествие с любовником, а сам, переодевшись лакеем, прислуживал им, терзаясь муками ревности. Чтобы описать унижение от красивой женщины. Это уж потом ему приписали порок и назвали его именем.

Подобно Захер-Мазоху я попытался быть не самим собой, и вот к чему пришел. Зачем мне я – не – я? И даже Наде – зачем? Тем более, что я не жажду унижений, ни телесных, ни духовных. А ведь мы к этому рано или поздно придем. Ну уж нет.

Глава 35

Чтобы не дать Фунтикову уволить Сыра, мы (старая часть редакции) подали заявления об уходе. Сережа принял демарш с терпеливой снисходительностью. Мол, дуралеи, еще попроситесь обратно. Он был отчасти прав. Сокращения шли во всех редакциях. Найти себе место было почти невозможно.