Фермер, который меня довел

Через полчаса мы были уже в сарае и смотрели на Эттерика Руда, которого Слагор связал и оставил на полу. Потный, красный, с искаженным от злобы и боли лицом агент ничего не говорил и старался больше не шевелиться; от его красоты не осталось и следа. Да и не было в нем изначально красоты. Что бы ни говорили центавриане, красота – это не правильные пропорции, удачный цветотип и телосложение. Красота – это энергия, дух, наполнение человека. А наполнение Руда дурно попахивает, мягко говоря…

— Что надо делать? — спросила я у Тулла.

— Все просто, — ответил он. — Начать надо с устрашения. Эй, Руд. Как видишь, Камарис – женщина серьезная, так что лучше тебе сразу дать ей то, чего она хочет.

— Пош-ш-ш-шли вы… — выплюнул агент.

— Теперь надо поставить его в известность о том, что ты с ним сделаешь, если он не будет говорить, — лекторским тоном сказал мне Слагор. — Что с ним сделать, Камарис?

— Не знаю, ты мне посоветуй.

— Я? Разве может моя фантазия сравниться с твоей? Кто из нас двоих сценарист?

— Эттерик, милый, — сказала я агенту, — я сейчас достану планшет и начну тебя снимать, а ты расскажешь, как со мной поступил. Пока я не получу эту запись, не отстану от тебя, не отпущу.

Руд рассмеялся через боль.

— Нет, Ками, так не годится, надо его испугать, — мягко произнес Слагор. — Скажи ему что-то страшное.

Я огляделась, приметила ящик с инструментами, и пригрозила:

— Если ты не начнешь говорить, Эттерик, мы тебе пальцы расплющим.

— Банально, но эффективно, — прокомментировал сосед, и пошел к ящику с инструментами. Достав из них щипцы устрашающего вида, он вернулся ко мне и, поигрывая инструментом, сказал: — Ну, Руд, твой язык уже начинает развязываться или нам помочь тебе?

Агент шмыгнул носом и сказал:

— Серьезно? На мне отслеживающее устройство, и если я не вернусь вовремя, сюда явятся мои люди. Вы, шваль орионская, сядете за такие шуточки. Особенно тебе достанется, стерва, — закончил Руд, поглядев на меня злобно.

— Первый достойный комплимент за все время, — отозвалась я.

— Можете со мной что угодно делать, хоть все пальцы оторвать.

— И оторвем, — сухо сказал Тулл.

— Начинай! А то давно новых приписок к личному делу не получал. Пытки – самое то, да, Слаг? После такого уже не реабилитируешься.

Не сводя с Руда взгляда, Тулл сказал:

— Запомни, Камарис: именно так люди тянут время. Заговаривание зубов.

— Да-да, поторопитесь, белобрысое племя. Покажите, на что способны. Вы же дикие по сути: о-ри-он-цы… Дай себе волю, Слаг, а то давно сдерживался. А нос-то задирал как! Я сразу понял, из какого теста ты вылеплен. Может, данные и есть, но основа так себе, и даже то, что тебя центы лепили, не изменило этого. Фермерство – это твое. Вот прям твое. Ни на что большее ты не способен в конечном итоге.

Я смотрела то на безоружного, беспомощного агента, шипящего мерзкие слова, то на своего соседа, крепко сжимающего в руке щипцы. Кто кого пытает? Кто кого доводит? Еще чуть-чуть, и у Тулла сорвет стоп-кран и он кинется к Руду, чего тот и хочет. И не потому, что Слагор не выдержанный, ведомый, поддающийся, а потому что между этими двоими произошло что-то серьезное, какая-то ситуация, которая до сих пор владеет соседом, мучает его.

Я шагнула вперед, достала из чехла пистолет-парализатор и выстрелила Руду в пах.

Он захлебнулся болью, онемел от шока, его глаза чуть из орбит не вылезли.

— Да, давай подождем агентов, — сказала я тихо. — Я буду рада объяснить им, что по орионским законам изнасилованная женщина имеет полное право отстрелить насильнику пипку, и неважно, что законы эти не приняты на госуровне. Но меня не пугают и долгие тяжбы по всем правилам: я готова хоть тысячу раз огласить всем, что ты сделал, и что я сделала в ответ на это. Но будешь ли ты готов защищать себя? Не пострадает ли репутация блестящего агента? Как тебе такая гласность? Или лучше тебе уволиться и молчать о таком позоре, а?

Агент не ответил – он был занят болью. Ишь, как стонет… а ведь особого ущерба и не получил: парализующее вещество не опасно, оно лишь вызывает сильнейшую боль и обездвиживает.

Я приблизилась к Руду, склонилась над ним и спросила:

— Ты услышал меня, Эттерик, милый?

Он выплюнул нецензурное слово. Значит, услышал.

Агентам я позвонила сама и попросила срочно приехать. На вызов явились знакомые мне уже люди, включая дружественную женщину (имя свое, она мне, кстати, так и не назвала, так что про себя я звала ее просто «агентессой»).

Встретив команду, я повела их в сарай; единственное, о чем я сказала им, так это то, что произошел несчастный случай. Агенты посерьезнели-помрачнели, приготовились к чему-то эдакому; проследовав за мной в сарай, они взглянули в угол, на связанного красного Руда, и остолбенели.

— Это что? — наконец, вымолвил один из мужчин.

— Не что, а кто, — поправил его другой агент.

— Да вижу я… я имею в виду – что произошло? Гражданка Ховери, как вы это объясните?