Фельдмаршал

Епископ, выслушав его, согласился помочь этой просьбе короля Юхана, своего двоюродного брата.

Понтус попросил ещё у графа позволения вербовать войска на его территории для войны с русскими.

– Этот народ поднялся для гибели шведов! – эмоционально и ярко начал он обвинять русских во всех грехах. – Так же как для гибели других народов и христианских королей!..

Епископ выслушал его. Затем он ловко избежал того, что он просил.

– Это будет сверх дозволенного, что император и империя уже решили!..

Но когда Понтус заикнулся, чтобы епископ также ходатайствовал о том, чтобы герцог Альба не тревожил на границах владений маркграфа Баденского и графа Остфрисландского, зятьёв короля Юхана, то епископ совсем сник.

– Господа, я сомневаюсь в успехе этого дела, – честно признался он.

И хотя Понтус сообщил ему, что король Юхан уже обратился по этому делу к императору и написал особое письмо испанскому королю Филиппу, это вызвало у епископа слабую реакцию.

– Господа, я хорошо знаю герцога Альбу! – лаконично завершил разговор епископ, не намеренный больше обсуждать эту тему.

Чтобы смягчить резкость своего отказа, он любезно пригласил их на обед. За столом он напомнил, что всегда был благосклонен к Швеции, и был на свадьбе графа Эдцарда Остфрисландского со шведской принцессой Екатериной, ещё при жизни короля Густава…

Здесь, в Мюнстере, у них не было больше дел. И они поехали дальше, в Остфрисландию, в Эссен, к графу Эдцарду. Там тоже было поручение особого характера от короля Юхана.

Граф Эдцард отправил ещё в середине мая только что закончившегося 1571 года своего посланца Бернгарда Канути в Швецию. Он извещал короля Юхана о своих стеснённых обстоятельствах. Его брат, граф Иоган, вопреки всем обычаям, хотел разделить с ним графство. К тому же и последняя наследница Эвера, Эссена и Витмунда, девица Мария Виммеркенс, хотела отказать в своей духовной все эти места Бургундскому дому, хотя они были всегда имперские лены для графов Остфрисландских. Поэтому он, граф Эдцард, и думал, что в это дело вмешивается герцог Альба…

У графа, в его замке, они, послы, встретились с министром герцога Карла, приехавшим сюда по иным делам, и надолго. И они оставили на него дело с графом Эдцардом.

Здесь, в Эссене, прежде чем покинуть графа Эдцарда, они задумались, как добираться до Амстердама: спуститься по Рейну или ехать сушей…

Была зима. Подходил к концу февраль. И хотя морозов не было и реки не замёрзли, но всё же на воде было холодно. И они выбрали путь по дорогам, на дилижансе, хотя разбоя дорогами хватало.

Амстердам не произвёл на них того впечатления, которое было бы, если бы они попали сначала туда. После Гамбурга, его бесчисленных улиц-каналов, удивить их уже было не так просто. Но всё равно они с интересом прошлись по городу, по его каменным мостам, соединяющим острова и островки, изрезанные речными и морскими рукавами, что переплелись при впадении реки Амстель в морской залив.

В городе они увидели всё то же, что и в Гамбурге: ратуша, барельефы и статуэтки. И тут же биржа, церковь, и гавань, верфи… Кругом торговля, склады и магазины…

Весь город, оказалось, стоял на сваях, а старый город окружён каналами. Но их, каналов, было не так много, как в Гамбурге.

На площади – собор. Всё та же готика. Здесь также ввысь рвалась со страстью мысль, дух человека.

Они вошли в собор с желанием увидеть как можно больше, чтобы потом изложить всё королю. Прошлись по центральному нефу, ошеломляющему высотой, обширностью, с невольным трепетом пред дерзкой выходкой простого человека, смелостью его, божественное небо опустившего сюда, на землю грешную, почти в карман купцам…

Всё это – ажурность арок, висящих, казалось, ни на чём – их не пугало: людей войны, королевского приказа… Вот эти стрельчатые арки, что опираются на дивные колонны, распор крестовых сводов, розетки, окна, огромные, с цветными витражами, прорезали глухие стены, когда-то бывшие в таких соборах, в религиозном сознании, которое из катакомб и из пещер из тёмных вышло… И брызнул свет, свет божий в храмы, неся с собой свободу и мыслей широту, пугая слабых, с религией запрятавшихся в темноту…

– Ладно, на сегодня хватит эмоций! – заключил Понтус, приглашая своих товарищей выйти из собора. – У нас дела земные! Как в ратуше сломать торговых мужиков, которые такое вот настроили!

Голос его дрогнул. Он показал жестом на своды собора, ряды колонн и стрельчатых окон. Его не оставляло предчувствие, как в Любеке и Гамбурге, что людей, построивших вот такие храмы, невозможно подчинить указам Церкви или того же короля. Земная власть им, взглянувшим в глаза неба, не страшна была… Грех на земле, торговлею творимый, весь воплотился в готике вот здесь. Торговый мир как будто бы просил прощения у всех за всё то зло, что он несёт, молился вместе с ними…

Так и случилось. В ратуше они получили полный отказ.

* * *

Оттуда, из Амстердама, они прошли на торговом корабле по каналу в Северное море.

Теперь очередным пунктом их посольства был Антверпен. Город на правом берегу Шельды, широкой многоводной реки, по которой вольно ходили морские приливы.