Фехтовальщица

– Вам нужно изменить форму, – сказала она, перебив длинные славословия Грегуара.

– Что?..

– Да, изменить форму, иначе вы не полетите. Смотрите, я сейчас покажу.

Девушка вынула из ножен стилет и начертила на земле форму, максимально приближенную к силуэту дельтаплана. Два года в изостудии матери, которые та отвоевала у фехтовальной дорожки, не прошли даром, поэтому она сделала рисунок без всяких усилий.

– Вот так. И нужно сделать форму из чего-нибудь легкого.

– Легкого?

– Да. Сделайте каркас и сверху натяните какое-нибудь крепкое полотно.

Грегуар озадаченно смотрел, то на сосредоточенное не по-девичьи лицо, то на чертеж, нарисованный острием ножа.

– А вот это зачем? – продолжала интересоваться устройством летательной машины фехтовальщица.

– Это рычаг, чтобы двигать крылья. По-моему, превосходно!

– Да-да, – покивала головой девушка. – Но не надо рычаг.

– Тогда как летать?

– Вас будет держать воздух… если вы, конечно, в самом деле, талантливы.

Грегуар задумался, глядя на чертеж.

– У вас есть еще что-нибудь посмотреть? – спросила Женька.

– Конечно, сударыня!

Кузнец провел девушку в сарайчик и показал маленькую мельничку, устройство для подъема тяжестей, овощерезку. Многое из того, что он делал, работало на примитивной мускульной силе, но оригинальная система рычагов и рычажков, восхитила даже мало понимающую в механике фехтовальщицу.

– Вы это продаете? – спросила она.

– Продаю.

– Хорошо берут?

– Когда как. Одиножды «сапог» продал, и так хорошо продал, что материалы для летательной машины купил и новую кровать матушке.

– Сапог? Вы и обувь шьете?

– Да нет, то для пыточной «сапог», чтобы кости дробить.

– Как для пыточной?

– Заказали. У них старый был, испанский, а я сделал несколько съемных накладок – ребристых, с шипами и железные, чтобы можно было накалить на огне. Представляете, как будут вопить преступники?

– … Представляю.

– Хороший заказ был. Я думаю, что мне еще и новую дыбу закажут.

Женька смотрела на Грегуара, надеясь найти в его простоватом круглом лице хоть какой-нибудь след мучительных сомнений, но оно продолжало блестеть только азартом «ноу – хау», где нравственные сомнения были неуместны. Его конструкторская мысль, видимо, отливалась в любую форму и не знала границы между летательным аппаратом и устройством для пыточной камеры.

Фехтовальщица больше ничего не сказала, оставила изобретателя на съедение его замыслам, а сама поехала к Жильберте узнать, как идут дела с обустройством будущего жилища Жанена де Жано.

Дела шли. Лестница не скрипела, замок на ларе был сделан, и Жильберта уже собиралась облагораживать кровать, но заболел ее младший сын Бенжамен. У мальчика сильно болел живот, и его тошнило.

– Мой старший Мишле чуть так не умер, – сказала Жильберта. – Раньше мы у знахарки снадобья брали, у Мариуллы, да ее сожгли по весне.

– За что?

– Она на беду, связалась с дьяволом и стала обращаться в кошку.

– В кошку?

– Да, страсть такая! Господин Роше видел.

– А этот господин Роше не врет?

– Господин Роше старшина корпорации бакалейщиков, он врать не может. Эту тварь сразу поймали, а через три дня осудили и сожгли. Если бы вы слышали, как она орала!

– Мариулла?

– Кошка. Палач не задушил ее перед сожжением.

– Так сожгли… кошку?

– Не надо смеяться, госпожа. Священник сказал, что в кошку переселилась грешная душа.

– А тело? Куда делось тело?

– Тело потом нашли в реке.

– В реке?.. А вы не думаете, что…

Но Жильберта не успела ответить, – Бенжамен застонал, и его снова затошнило и вырвало. Жильберта еле успела подставить ведро.

– Я сейчас привезу вам лекаря! – сказала фехтовальщица и поехала за Лабрю.

Лабрю помочь не отказался. Девушка посадила врача позади себя на Саломею и, мало того, что они насмешили подобным тандемом улицу, лекаря так растрясло, что ему самому едва не понадобилось лечение. Проглотив пару каких-то пилюлек, Лабрю прочистил мальчику кишечник, велел укрыть потеплее и сделать настойку из трав. Когда ребенок и его мать, каждый по-своему, успокоились, Жильберта на радостях угостила девушку и врача яблочным пирогом, который купила у пирожника.

Завершив дело с Бенжаменом, Женька продолжила разговор о сожженной знахарке, в истории которой сквозь мистический колорит эпохи и дикие суеверия, проступало что-то другое.

– Послушайте, а у той Мариуллы не было врагов?

– Ее многие побоялись, но товаром пользовались. Особенно это не нравилось Фише.

– Кто такой?

– Бакалейщик. Он тоже продает снадобья, но у Мариуллы лучше брали. Очень он злился на нее, госпожа. Вся наша улица потом дивилась, что он деток ее жить к себе забрал. Эти Фише за денье удавятся, а тут лишние рты, да еще ведьмины дети! Потом говорили, он их на службу к какому-то графу отдал.

– Графу?.. А как их звали?

– Доминик и Бертиль.

Фехтовальщица сжала в кулак горячие пальцы.

– Хорошие были детки, – продолжила Жильберта. – Жаль, что мать их оказалась оборотнем.

– Я хочу посмотреть, где все это происходило, – сказала Женька. – Где эта Мариулла превратилась в кошку?

– Так на улице Бакалейщиков и случилось. Ксавье проводит вас к господину Роше, если желаете.