Фехтовальщица

– Вот те на! – удивился Герцог. – Так не положено, без защитника тебе нельзя здесь. Али знатность не позволяет? Так я тебя тогда вон Жакерии отдам на пару с Веселым Жаном! Они живо от титула освободят. Чуешь, чем пахнет?

– Чую, – кивнула фехтовальщица, заметив краем глаза в добре, наваленном рядом с помостом, эфес шпаги, – но я ничьей подружкой не буду.

– А моей? – раздался еще один голос.

Из толпы, грозно окружившей девушку, вышел парень с горячими смоляными зрачками, и фехтовальщица на несколько секунд онемела – она узнала Кристиана, которого застрелил де Санд, и который утонул в Орже.

– Ну, будем считать, что согласна, – подвел итог ее немому потрясению Герцог и махнул рукой. – Забирай, Тулузец! Твоя красавка!

– Эй-эй, так не пойдет! – разозлился и выскочил вперед Робен. – Я первый ее нашел!

– Я первый, – спокойно возразил Кристиан. – Эта девушка подала мне пить, когда меня схватили на орлеанской дороге, она наша, а теперь и моя.

– Тихо! – скомандовал Герцог и повернулся к Просперу. – Что скажешь, Художник?

– Поединок, – был краток Проспер.

Все расступились, давая поединщикам место для драки. Робен и Кристиан вытащили из ножен кинжалы.

Приноравливаясь к удару, Робен посмеивался и отпускал злые шуточки, Кристиан тоже не стеснялся в «любезностях», поигрывая ножом и выбирая более выгодную позицию. Когда эти взаимные попугивания друг друга закончились, расстояние между ними сократилось, в ход пошли резкие выбросы вперед, прыжки и обманные движения. Робен оцарапал Кристиану предплечье, тот, в свою очередь, дважды пронес нож возле его шеи. В горячке поединка они, то отскакивали друг от друга, то снова сближались… В одно из таких опасных приближений Тулузец оказался сноровистей и достал Робена в молниеносном броске, всадив ему кинжал в грудь. Тот пошатнулся и опрокинулся навзничь, как Чума, которого он когда-то завалил в «Тихой заводи».

Воцарилась тишина. К Робену подскочил Жослен, потеребил его неподвижное тело и кивнул Герцогу.

– Кончился.

– Унесите прочь, – сказал Герцог и повернулся к победителю. – Твоя, Тулузец. И Жан-Жака забирай! Переходи к новому хозяину, малец! Или будешь панихиду по своему дядьке справлять?

– Пошел он! – отозвался мальчик. – Давно на тот свет просился!

Все засмеялись. Робена подхватили и потащили в сторону свалки.

– А теперь веселитесь все! – крикнул хозяин Двора Чудес. – Праздник давай, праздник!

В этот день, во всяком случае, для современников фехтовальщицы, в самом деле, был праздник – тридцать первое декабря.

– Несите горячее вино! – приказал Герцог. – И ты веселись, Дикая Пчелка! Славный защитник тебе достался! Музыки сюда!

По кругу понесли большую чашу, заполыхали факельные огни. Двор пришел в движение… Рожи красные и бледные, изрезанные шрамами и морщинами, помеченные оспой и сифилисом, понеслись вокруг фехтовальщицы черной вьюгой. Казалось, что балет короля, который она смотрела в Лувре, разом переместился в ее безбожную жизнь. Завязались пляски, потасовки и короткая отчаянная любовь…

К Женьке подошел Кристиан. Он протянул ей тряпицу и велел перевязать ему руку, которую оцарапал Робен. Девушка молча выполнила его поручение. К ней подскочил Жан-Жак.

– Веселись, добрая госпожа! – крикнул он и подал ей чашу с горячим вином. – Это тебе Герцог послал! Великая честь! Чуешь?

Женька взяла чашу в руки и посмотрела в нее, будто хотела найти там какой-то ответ.

– Ты не рада? – спросил Кристиан.

– Рада.

– Тогда пей.

Фехтовальщица отпила несколько глотков, ей стало теплее. По телу побежали мурашки, будто ее неожиданно догнали колючие пузырьки из ночного «джакузи».

Пошел снег.

– Садись, – сказал Кристиан.

Они сели на поломанный ларь, сваленный возле костра. Старой мебелью в костре поддерживали огонь.

– Я думала, что тебя убили, – посмотрела на смуглое лицо своего защитника девушка.

– Мне и надо было, чтоб так думали. Я успел поднырнуть.

– Ты хорошо плаваешь?

– Хорошо. Гаронну переплывал.

– Гаронну? Это река?

– Да. Я из Лангедока.

– Так это ты убил Перрана?

– Да, по договору. Один финансист нанял.

– Файдо?

– Он. Хотел чужое дельце к рукам прибрать. Нас тогда пятеро было. Двоих порешили, Проспер и Чума ушли, я попался.

– И ты меня запомнил?

– Запомнил. Не каждая благородная девушка бандиту воды подаст. А еще нападение на полицейский экипаж помнишь?

– Тоже ты?

– Меня нанимали с Трюфелем. Наверное, знаешь, кто?

– Знаю.

– Я тебя сразу признал.

– А этот Трюфель? Он жив?

– Марени сцапал в «Тихой заводи». Повесили уже.

– А ты?

– Меня не достанут? Файдо со мной через Трюфеля договаривался, в лицо не видел, а когда деньги передавал, я в маске был и не назывался. Те две дамочки, которые хотели тебя убить, тоже меня не знают.

– Какие дамочки?

– Это было, когда ты с маркизом жила. Они тоже пришли в масках, но одну я узнал – сестра твоего мужа. Я проследил за ней, а другую она называла Лили.

– Ты им отказал.

– Да, а потом пригрозил, что если они будут искать другого поножовщика, я сам распорю им животы и сброшу в Сену.

Снег все падал, покрывая головы фехтовальщицы и Кристиана, словно саваном.