– Его мать знатная, говоришь? – задумалась фехтовальщица, вспомнив историю Маргариты, которую ей рассказал Генрих.
– Да, он сказал, в приюте какая-то вышитая пеленка была.
– Я хочу сходить туда.
– Зачем?
– Поговорить с настоятельницей. Мне нужно узнать, кто была его мать.
– Думаешь на кого?
– Думаю.
– Что ж… сходим, если ты так хочешь, но это после, а сейчас давай поедим.
Женька зашнуровала корсаж и села. На ужин был жареный гусь, которого Кристиан заказал еще днем в харчевне. Он сам отламывал от тушки куски и подавал их фехтовальщице. Смоляные глаза его светились любовью, но девушка не обманывалась, – она помнила картину страшного нападения на орлеанской дороге, распоротое горло Перрана, убитого де Вика и смерть Робена, случившуюся час назад.
– Что это за книги? – спросила фехтовальщица.
Присутствие книг в разбойничьем логове действительно выглядело странно.
– У Герцога беру.
– У Герцога? Он что, читает?
– Не, какое! Неграмотный он. Сначала для форсу с налетов насобирал, чтобы вроде как блеску себе придать, а потом Копна ему читать стала. Ее кто-то из бывших дружков научил.
– А ты? Тебе кто читает?
– Никто, сам. Я умею. Нас с братом священник воспитывал, когда мать померла.
На следующий день гулянье во Дворе Чудес продолжилось. Ночь, бурная и безбожная, перетекла в белесый январский день, который скрасили новые костры, драки и возлияния.
Во второй половине дня Герцог отправился на прогулку по ближайшим парижским рынкам и взял с собой небольшую свиту, в числе которой был и Кристиан. Женька, не в силах сидеть в доме под уничтожающим взглядом девы Марии, попросилась идти с ним. Кроме Тулузца в свите числились: Берта Копна, Художник, Жослен Копень, Жан-Жак и Гаргантюа – высокий плотный детина с заряженными пистолетами за поясом.
В декольтированном платье было холодно, и Кристиан дал девушке одну из своих курток на овечьем меху. Кроме куртки она выпросила и штаны, чтобы надеть их под юбки. Здесь Божьи законы работали мало, поэтому никто этому ее желанию прямо не препятствовал.
На рынках Герцога знали. Ему бесплатно наливали вина и платили небольшую дань. За это Двор Чудес не трогал мелких торговцев. Стражники тоже не подходили, и на вопрос фехтовальщицы об их странной лояльности Кристиан сказал, что Герцог платит им свою «дань».
– А Марени?
– Марени охотник, его можно только убить.
– Почему же не убьете?
– Скользкий и чует, когда остерегаться надо. Уже не единожды уходил. А может и заговоренный он или еще срок не пришел.
В этот день тоже шел снег, было сыро, и вся группа иногда останавливалась погреться и перекусить у жаровен. Женька вдыхала полной грудью январский холодный воздух и с особым аппетитом ела вместе со всеми горячие лепешки. Она впервые ничего и никого не боялась, и жила теперь одними освобожденными желаниями дикой лесной кошки, поводырем которой являлся сейчас только инстинкт.
Вдруг у одного из прилавков с овощами фехтовальщица увидела Лизи и Северина. Женька улыбнулась, попросила у Кристиана один из ножей и, спрятав руку с оружием в складках юбки, тихо сказала своему спутнику:
– Помоги мне.
Он ничего не спросил, кивнул и пошел следом, оставив Герцога и его компанию у жаровни, где они остановились поесть пирожков.
– Здравствуй, Лизи, – поприветствовала бывшую разносчицу «Божьей птички» девушка. – Прицениваешься?
Та испуганно обернулась.
– Я… ты… вы… Северин!
Но Северин только растерянно моргал белесыми ресницами, глядя, то на фехтовальщицу, то на кинжал в ее руке, то на грозное лицо ее смуглого спутника.
– Где ты сейчас? – спросила побелевшую девушку Женька. – Хорошо устроилась?
– Я… мы у господ де Рошалей.
– Хм, знакомая фамилия. Верно, господин Марени порекомендовал?
– Да, это он… помог. Пощадите, госпожа… Мы бедствовали, когда нас выгнали из «Божьей птички».
– И поэтому решили меня продать?
– Госпожа… мы… нам за это не заплатили.
– А ты глупая подумала, что заплатят?
Женька махнула ножом и срезала с пояса Лизи кошель. Горожане у лавок заволновались.
– Эй, что они делают? Зовите стражу! – крикнул кто-то из свидетелей этой сцены, но Женька не смутилась.
– Тихо, люди! Эти двое должны мне, – сказала она так категорично, что горожане смешались. – Верно, Северин?
Северин молча кивнул, схватил сестру за рукав и потянул прочь.
– Пожелайте здоровья госпоже де Рошаль! – крикнула им вслед фехтовальщица.
После этого она и Кристиан вернулись к Герцогу, который наблюдал демарш Дикой Пчелки издалека.
– Это что? – сурово спросил он. – Чем тебе не угодила та крошка?
– Стукачка. Продала меня Марени.
– В другой раз прирежь, но не на людях. Мы не комедианты, а кошель… Долю мою давай.
Женька не возражала и спокойно отсчитала «герцогову долю». В кошеле оказалось немного, но ей все равно было приятно, что у нее есть собственные деньги. К концу прогулки у фехтовальщицы замерзли ноги, и она сказала об этом Кристиану.
– Да, сегодня сыро, – кивнул тот. – Ну, ничего, у Сивиллы всегда есть горячая вода в котле. Я лучше на побрякушки поскуплюсь, но не на дрова.
Вернувшись на квартиру, Тулузец усадил девушку на лежанку, после чего сам снял с нее обувь и чулки.