Следующим днем Женька встала поздно, поела оставленный возле кровати кусок пирога и снова занималась рукописью до самого вечера. Иногда к ней из любопытства заглядывали здешние, раскрашенные, как для последнего праздника, девицы, но она смотрела на них сурово и общение не поддерживала. Проспер все не приходил, и у фехтовальщицы возникло опасение, что он не придет вообще, – он мог передумать, его могли убить или схватить полицейские. «Нужно уходить отсюда самой, – решила девушка. – Завтра утром и уйду».
К вечеру бордель снова ожил. В дверь кто-то громко стукнул и вошел.
– Здравствуй, милашка! Мне сказали… Вот черт!..
На пороге стоял Альбер де Зенкур. Он был в форме королевского гвардейца и с тем же потрясением на лице, что и у фехтовальщицы.
– … Альбер?..
– Хм… неужели все так плохо, де Жано? – усмехнулся Альбер.
– Черт возьми! Черт возьми!
Фехтовальщица вскочила, подбежала и обняла де Зенкура за шею. В коридоре мелькнула довольная физиономия Кошон.
– Принеси вина и поесть, старуха! – бросил ей через плечо де Зенкур и прикрыл дверь ногой. – Не думал, де Жано, что вы для этого бежали из нашей славной Бастилии!
– Не говорите чепухи, Альбер, я бежала не для этого! Как вы нашли меня?
– Я не искал, просто спросил девчонку посвежей… но никак не мог представить, что мне настолько повезет! Я же обещал вам, что мы когда-нибудь проведем время более интересно!
– И не надейтесь! Я здесь временно. Вчера меня чуть не поймали в прачечной.
– Вы прятались в прачечной?
– Я там работала.
– Тогда все еще хуже, чем я вначале подумал, господин де Жано, – засмеялся Альбер, – Давайте-ка уже устроимся поудобнее и поговорим немного.
Де Зенкур сел на кровать и посадил девушку к себе на колени.
– Мало ли кто заглянет, – сказал он. – Пусть уж будет на самом деле, как в борделе.
– Можно закрыть дверь.
– О, не стоит так торопить события, Жано, тем более, что двери здесь на ключ не закрываются.
Де Зенкур шутил, Женька тоже. Появление его в тягомотине этих последних двух дней было подобно бокалу шампанского, которое немедленно ударило в голову и требовало игры, причем игры на грани фола.
Эркюль принесла вино и закуску. Не сказав ни слова расположившейся под пологом веселой парочке, она с улыбкой удалилась.
Альбер выпил вина, и оживленная беседа продолжилась. По известным причинам Женька вина не пила, но поесть не отказалась. Сидя на коленях своего бывшего врага, она жевала хлеб, намазанный гусиным паштетом, и вспоминала, как они хотели убить друг друга. Де Зенкур, ласково поглаживая ее прямую спину, стянутую корсажем, тоже с удовольствием посмеивался над их стычками в классе де Санда.
– Да, попортили вы мне крови, – признался он.
– Я смотрю, вы уже в гвардии.
– В королевской гвардии, – с гордостью поправил девушку Альбер. – Как только моя Софи тряхнула своего батюшку и внесла деньги, меня выпустили и тут же зачислили.
– А дуэль? Это вам не помешало?
– Напротив! Негласно такие драчки считают лучшей рекомендацией для будущего солдата.
– А де Жери? Вы дрались с ним? – спросила девушка.
– Я вызвал его, но он отказался. Ему обещали звание лейтенанта. Не всякий согласится на дуэль, имея такие виды на будущее, тем более этот пронырливый хорек. Я обсмеял его, как мог, но он не поддался.
– А вы не боитесь, что он подошлет к вам убийцу?
– Наплевать! Моя смерть хоть не будет бесчестной.
На одном из поворотов этой оживленной беседы Женька коснулась темы де Вернана.
– Я всегда хотел проучить этого лощеного красавчика, – не стал скрывать де Зенкур, – но его смерть почему-то не принесла мне радости… Вот вы были довольны, когда убили графа д’Ольсино?
– Да. Это был мой долг, хотя теперь… я не знаю, долг ли это был.
– Вот и я стал думать…
Де Зенкур не договорил – внизу раздался какой-то шум, резкие голоса и ноющие возгласы Кошон.
– Сударь, у нас все в порядке! Сударь!
– Отойди, дура! – крикнул кто-то. – У меня предписание!
Женька вскочила, но Альбер удержал ее.
– Сидите! Это обычный обход!
– А если не обход?
– Все равно! Низом вы уже не пройдете!
– А окно?
– Оно выходит в тупик. Лучше вернитесь ко мне и немного помолчите, – резким шепотом приказал де Зенкур и, закрыв девушку собой, повалил под спасительную тень полога.
Едва он сделал это, в номер во главе с офицером вошли солдаты королевской полиции, однако теперь они могли видеть только девичьи ноги в сползающих чулках, которые грубо мял на глазах у всех один из посетителей парижского борделя.
– Никого нет, сударь! – кудахтала, сопровождавшая солдат, Эркюль. – Это королевский гвардеец развлекается… Видите, он имеете успех! У меня прекрасные девушки, господин Марени, и если вы пожелаете…
– Просто шлюхи, – услышала фехтовальщица знакомый голос, и ее тело будто погрузили в джакузи, но наполненное не водой, а горячим пуншем. – Пошли дальше! Где мы еще не были, старуха?
Эркюль снова залопотала, расхваливая свой «товар», и повела солдат по другим комнатам. Дверь закрылась, шаги постепенно удалились. Де Зенкур ослабил объятия, прислушался, а потом сказал:
– Все, они ушли.
– Ушли, – повторила Женька, не в силах поправить сбитые юбки. – А если они вернутся?