Дениза привела фехтовальщицу к дверям комнаты де Брука, где раньше жил Дервиль, но с ней не пошла, чтобы ее не видели и не обвинили в пособничестве. Женька, хорошо понимая это, велела ей спрятаться за углом и подать знак в случае опасности.
Дверь в комнату была заперта. Фехтовальщица постучала.
– Что там? – раздался раздраженный голос офицера.
– Откройте, господин де Брук! Срочное сообщение о маркизе де Шале!
– Майе, открой!
Де Брук уже лег в постель и, видимо, был абсолютно уверен в своей неуязвимости, поскольку не сразу понял, что происходит. Как только слуга открыл дверь, Женька оглушила беднягу рукоятью кинжала, ворвалась в комнату и, запрыгнув на кровать, приставила лезвие боевого ножа Ренуара к горлу побледневшего де Брука. Он вжался в подушки, и зрачки в его маленьких глазках запрыгали, как две беспомощные мушки, завязшие в густой сметане.
– Что?.. Что?.. – беззвучно пошевелил он губами.
– Мне нужно разрешение на выезд из Бастилии, – потребовала Женька.
– Вы не посмеете, сударыня, – покосился на кинжал де Брук.
– Граф д’Ольсино тоже так думал.
– Вас поймают и казнят.
– Но вы этого уже не увидите, сударь! Разве вам не будет жаль?
– Это верно, на вашу казнь я еще хочу посмотреть.
– Тогда пошевеливайтесь.
Де Брук вылез из кровати босой, в одной рубахе подошел к столу и, подрагивая кисточкой ночного колпака на голове, написал разрешение. Все это время Женька держала у его бока кинжал.
– Основание? – спросил тюремщик.
– Что? – сразу не поняла девушка.
– Я должен указать причину срочного выезда в такой час.
– Причину? Вы еще спрашиваете? Пишите: «Побег маркизы де Шале». Этого достаточно?
– Более чем, – усмехнулся де Брук, заверяя бумагу подписью и печатью.
Женька сунула документ за пазуху, свалила де Брука, от души стукнув его рукоятью кинжала по голове, и побежала за Денизой, которая ждала ее за дверями.
После восьми часов дежурство на этажах велось спустя рукава. Охранники спали или играли в кости, сидя в дежурной, только для проформы иногда выглядывая в коридор, поэтому ничто не помешало фехтовальщице беспрепятственно выйти во двор. Документ она показала всего два раза – при выходе из крепости и у ворот. Узнав причину ее выезда, старший охранник ударил в колокол. Бастилия пришла в движение, все заволновались, забегали… Женька отлично понимала, что счет уже пошел на минуты, но, тем не менее, руки ее не дрожали, когда она подавала бумагу и смотрела в глаза офицеру у ворот. Ей, как чрезвычайному гонцу, тотчас нашли лошадь. Девушка вскочила в седло и поскакала в город.
– Держитесь реки, сударь! – подсказал офицер.
Женьке вовсе необязательно было ехать в Лувр, но запредельная сила нового виража ее пути требовала такого же дерзкого завершения.
Париж, сумеречный и опасный в это время суток, уже не смущал фехтовальщицу. Девушка, как никогда, именно сейчас чувствовала себя своей в этой смердящей полутьме. Казалось, ей надо было ликовать, но лицо ее, покрасневшее от решительного движения к цели, оставалось сосредоточенным и неподвижным, словно отлитая из бронзы маска, – она будто боялась, что выпущенные на волю чувства, как звери в римском цирке, убьют ее.
Увидев всадника, стража у входа Лувра заволновалась. Вперед вышел офицер. Это был де Бронте, однако фехтовальщица не смутилась. Глядя прямо ему в глаза, она подала подписанный де Бруком, лист и сказала:
– Из Бастилии от коменданта! Срочно предать королю!
Девушка почему-то была уверена, что де Бронте не выдаст ее, и не ошиблась. Де Бронте прочитал текст, присвистнул, а потом взглянул на раскрасневшегося всадника. Лицо офицера вытянулось, в глазах вспыхнула искра неописуемого восторга…
– Хм!.. Хо!.. Это вы?.. Лихо, детка… – пробормотал де Бронте и кашлянул. – Велено ждать ответ, сударь?
– Нет, господин де Бронте, мне приказано только передать этот документ.
– Тогда что вы здесь делаете, юноша, черт меня возьми?! Езжайте отсюда! В этой вашей Бастилии вас, верно, уже хватился ваш офицер! Марш! Марш, милейший! Ах ты, черт меня возьми! А вы что стоите, Феликс? Живо несите бумагу королю!
Фехтовальщица поскакала прочь. Теперь ей надо было где-то укрыться. К де Санду ехать она опасалась, – в первую очередь ее могли разыскивать именно там; обратиться за помощью к де Белару девушка не смела; оставался де Ларме, но когда Женька нашла его дом, хозяйка ответила из-за дверей, что мушкетер съехал с квартиры.
– Он бросил службу?
– Не знаю, сударь. Он сказал, что нашел квартиру ближе к Лувру.
– Понятно.
Фехтовальщица задумалась. «Что же остается? Может быть, Жильберта?.. Нет. Там меня знает вся улица… Да и где спрячешься в этих ее двух комнатушках? Герцогиня де Шальон?.. Нет, это новая зависимость. Франсуаз наверняка начнет заставлять меня работать на ее протестантов… А если Шарлотта?.. «Божья птичка»… Но повар и Ксавье тоже знают меня… Ксавье – свой мальчишка, а вот Матье… Ничего. Мне бы только достать денег и переодеться».